Она улыбнулась и пообещала непременно выяснить. Спустя некоторое время, Соня подбежала ко мне после занятий, держа в руке какую-то склянку, и таинственно прошептала:
– Вот это то, что ты просила.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
– О чем ты?
Она схватила меня за руку и потащила на задний двор, где мы частенько уединялись. Когда мы остались вдвоем, Соня серьезно посмотрела на меня. Ее маленький носик от нетерпения вздернулся, придавая важность происходящему.
– Я все разузнала, ну, про щеки. Это было не так просто. Оказывается, светские дамы в Петербурге, знаменитые голубой кожей, пьют уксус. Я немного раздобыла его дома и принесла.
Перед моими глазами появилась прозрачная жидкость, она переливалась на солнце и казалась совершенно безобидной. Но эта кажущаяся безобидность меня несколько встревожила, и я спросила:
– А ты знаешь, сколько надо пить?
Софья почувствовала мои сомнения и с надулась.
– Можешь, конечно, вовсе не пить, но я вообще-то ради тебя старалась.
Мне не хотелось, чтобы она сочла меня трусихой.
– Хорошо, – сказала я, вынимая пробку, – давай попробуем. – Зажала на всякий случай нос и сделала один большой глоток.
Дыхание перехватило, горло сдавило чугунным обручем, я захрипела. Софья бросилась звать на помощь. Меня быстро доставили домой. Приехавшему доктору она наплела, будто уксуса я глотнула по ошибке, и мне долго промывали желудок. В бутылке оказалась крепкая эссенция, и выздоровление мое затянулось. Зато пошлый румянец покинул мои щеки навсегда.
Маршируем на завтрак. Штатный запевала выводит первые ноты песни, широко известной в исполнении Льва Лещенко «День победы, как он был от нас далек…»
Впервые я почувствовал какой-то положительный импульс. С одной стороны, ощущение голода, постоянно преследующее, было услышано, с другой, песня смягчила острые грани душевного беспорядка. Она уже спокойно лежала в архивах памяти – и вдруг абсолютно новое проникновение в потаенные закоулки душевной энергии, единственной территории свободы и независимости.
Столовая занимала второй этаж здания, похожего на нашу казарму, как брат-близнец. Отличительная особенность – запах, сочетание гуталина и мастики, вытеснил симбиоз кухни и хлорки, кровати заменили огромные столы с деревянными скамейками. Без пилотки и волос, зажатый с двух сторон ребятами из Сибири ростом под два метра, как и весь наш элитный взвод, передаю алюминиевую миску солдату на раздаче. Кроме пшенной каши распределяются яйца, сливочное масло и кусковой сахар, по две порции для солдат выше метра девяносто. Горячий чай, налитый в граненый стакан из алюминиевого чайника, хлеб с маслом и сахар вприкуску представляются верхом блаженства. Начался долгий процесс переоценки ценностей. За спиной раздался дружелюбный голос.