«Тень бежит за мной вприпрыжку, чуть я только побегу.
Что мне делать с этой тенью, я придумать не могу»[40].
И если я снова повернусь к ней спиной, тень никуда не уйдет. Она неотступно следует за мной, хочу я замечать это или нет, припадает к земле, хрупкая, неуловимая, но она здесь, то едва заметная и исчезающая под ногами, когда на меня падает свет других забот, то вздымающаяся до гигантских размеров в ослепительном сиянии внезапного порыва.
Мой личный демон или ангел-хранитель? Или всего лишь тень зверя, который постоянно напоминает о неизбежности нужд тела?
К хныканью прибавился и другой шум – покашливание, как мне показалось. Я осторожно высунула голову, точно улитка после грозы, и среди скрипучего бормотания расслышала несколько слов:
«…из глубин… шахтер в каньоне… и с ним до-очка, Клементин».
Роджер пел.
На глаза выступили слезы, и я поспешила засунуть голову обратно, чтобы меня не увидели. В песне не было мелодии, тон менялся не больше, чем гул ветра в горлышке пустой бутылки, и все-таки это была музыка. Джемми затих и лишь хлюпал носом, как будто пытался разобрать слова, мучительно вырывавшиеся из покрытого шрамами горла его отца:
«По-утру утят води-ла…»
Роджеру приходилось делать вдох после каждой фразы, и этот звук походил на треск разрываемой ткани. Я сжала руки в кулаки, словно силой мысли могла заставить его выдавить эти слова:
«Две жестян-ки от сар-дин… как санда-лии носила… его дочка… Клементин».
Снова поднялся ветер, раскачивая верхушки деревьев, и следующая строчка растворилась в шорохе; как я ни напрягала слух, еще пару минут я ничего не могла разобрать.
И вдруг увидела неподвижно стоящего Джейми, ощутила его теплое присутствие в прохладе комнаты.
– Все хорошо, саксоночка? – тихо спросил он, стоя в дверях.
– Да, – прошептала я в ответ, чтобы не потревожить Лиззи и ее отца, которые спали рядом. – Просто надо было подышать, не хотела будить тебя.
Он подошел ближе – высокая обнаженная тень, от которой веет сном.
– Я всегда просыпаюсь, если ты встаешь, саксоночка. Плохо сплю, если тебя нет рядом. – Джейми коснулся моего лба. – Я подумал, вдруг у тебя жар – постель была вся мокрая. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
– Мне было жарко, не могла уснуть. Но чувствую себя хорошо. А ты? – Я дотронулась до его лица, кожа после сна была теплая.
Он встал рядом со мной у окна, вглядываясь в летнюю ночь[41]. Стояло полнолуние, птицы тревожились, совсем рядом слышался щебет древесницы, которая поздно вьет гнездо, а чуть дальше – писк мохноногого сыча, вышедшего на охоту.
– Помнишь Лоуренса Стерна? – спросил Джейми. Видимо, звуки напомнили ему об этом натуралисте.