— Я не успела сообразить, — сказала Батюшкова. — Увлеклась. Программа очень интересная. Мысли глубокие, обоснование серьезное. Но достижима ли такая неограниченная свобода? Я переписываю еще первую часть. Не столько переписываю, сколько думаю. Посидите, я сию минуту закончу. Садитесь вот на скамейку, стульев нет.
Она опустилась на табурет и стала писать, низко наклонясь над бумагами. Наклонись она еще чуть пониже, и свеча, прилепленная прямо к столу, подпалила бы ее золотистые волосы.
Куприянов сидел, а Кропоткин шагал по комнатушке. Кропоткин не мог не двигаться, если не писал и не читал. Правда, на сходках он не позволял себе сновать взад и вперед.
Батюшкова отложила ручку, облокотилась на стол, оперлась подбородком на кулачки и задумалась. Михрютка смотрел на Кропоткина и мигал, мигал — ну-ну, говори.
— Варвара Николаевна, мы пришли за вами, — сказал Кропоткин. — Надо освободить наших товарищей. Их повезут сегодня в крепость.
Батюшкова встала.
— Сегодня? В какое время?
— Через час.
— Ну что ж, идемте, — спокойно сказала она.
Кропоткин глянул на Мишу — видел?
— Нет, Варвара Николаевна, мы пошутили, — сказал Куприянов.
— Хороша шутка! — возмутилась Батюшкова. — Проверяете, что ли?
— Простите, Варя, — сказал Кропоткин, потупившись.
— Простите, Варвара Николаевна, — сказал Куприянов. — Это моя затея. Глупейшая. Простите, пожалуйста.
— Ладно, ступайте, не мешайте мне работать. — И Батюшкова села к столу.
Молча, стыдясь друг перед другом, они спустились по лестнице, молча прошли по тускло освещенным сеням во двор, и тут Куприянов, выйдя первым, радостно вскрикнул:
— О, снег! Снежище! Долгожданный гость!
Снег валил так мощно, что за какие-то короткие минуты пышно устлал булыжный двор и кирпичные стены-перегородки.
— Это хорошо, — говорил Куприянов. — Давай, давай, заваливай наши следы. Будешь помогать нам скрываться.
— Наоборот, он будет помогать сыщикам выслеживать нас, — сказал Кропоткин.
Они вышли на Малую Морскую. Желтые огни фонарей тонули в снежной гуще. Тонули и люди, призраками двигавшиеся по тротуарам.
— Я провожу вас, — сказал Куприянов. — Такая благодать. Можно купаться в этом белом море. Наши узники прильнули сейчас к решеткам. Синегуб, наверное, рифмует строки. А знаете, стихи-то, черновики которых забрали, уже отпечатаны. В сборнике. Я позавчера получил его с партией книг.
— Как же Сергей не сжег черновики?
— Не успел, вероятно, а Лариса бросила их в мусор вместе с севастьяновским воззванием… Как она переменилась! Тигрица. Тигрица, у которой отняли тигренка. Сергей ведь был для нее не столько мужем, сколько сыном, хотя она и младше его.