Он обошел верхние этажи, спустился вниз и тут у лестницы наткнулся на Перовского.
— Вы на лекцию? — спросил его Кропоткин.
— Нет, я ищу Эндаурова.
— Хорошо. Найдете — выходите на улицу. Поговорим.
— Сию минуту. — И Перовский кинулся наверх.
Кропоткин не успел еще одеться, как они подбежали к раздевальной.
Вышли на Царскосельский проспект.
— Где же нам поговорить? — сказал Перовский.
— Идемте в «Еленку», — сказал Эндауров. Кропоткин недовольно поморщился. «Еленкой» технологи называли дешевую студенческую столовую, устроенную великой княгиней Еленой Павловной, совсем недавно умершей. Из всей царской фамилии Кропоткин чтил лишь ее да Марию Александровну, императрицу. Будучи пажом, он знал закулисную придворную борьбу их с высокопоставленными крепостниками. Они упорно настаивали на освобождении крестьян, всемерно поддерживая Милютина, и побуждали императора к реформе. Не веря теперь никаким благим монархическим начинаниям, бывший паж и сейчас не потерял уважения к покойной Елене Павловне, женщине широкого образования и искреннего сочувствия бедам народа. Глумливое словечко «Еленка» неприятно кольнуло его, но он, конечно, не одернул Эндаурова.
— Пройдемтесь лучше по проспекту, — сказал он. — Вам не холодно? — Он оглядел студентов. Перовский был в полушубке и меховой шапке, а Эндауров — в пальтишке и фуражке с зеленым околышем.
— Нет-нет, я не мерзну, — сказал Эндауров. — Морозец приятный, пройдемтесь.
— Разговор небольшой, — сказал Кропоткин. — Должен вам сообщить, что вы приняты в общество.
— А разве не на сходке принимаете? — спросил Эндауров.
— Сходиться сейчас не время, да и некому. Нас в городе всего пятеро. Мы хорошо вас знаем, давно уж помогаете нашему обществу в работе. Завтра в восемь вечера приходите в «Белую лебедь», Сердюков поведет за Невскую заставу. Шлиссельбургский тракт под присмотром, студентам появляться там небезопасно, так что фуражку-то не надевайте, Эндауров.
— А я к рабочим в ней не хожу.
— Хорошо ли вы все обдумали, решив вступить в наше общество? Нас громят, тюрьма-то ведь неизбежна.
— Знаем и готовы к ней.
— Вас, будущих инженеров, ждет безбедная жизнь… Посмотрите. — Кропоткин остановился и окинул взглядом уходящий вдаль проспект, по которому в ту и другую сторону неслись прогулочные санки с меховыми полостями, расписные кареты, уютные дорожные возки. — Посмотрите, какая раздольная развлекательная жизнь, и она будет вам доступна — собственные экипажи, выездные лошадки, визиты. Стоит ли менять все это на каторжные работы?
— Мне и сейчас такая жизнь может быть доступной, если поклонюсь отцу, — сказал Перовский. — Но я не хочу никому поклоняться. Не хочу служить мамоне.