— Весьма и весьма.
— Помещик, да не какой-нибудь захолустный, не наш вятский, а екатеринославский, южных краев.
— Что ж, Сергей, желаю удачи, — сказал Кропоткин.
— Спасибо. Буду стараться, а уж если ничего не выйдет, не взыщите.
— Выйдет, выйдет, — разом заговорили девушки.
— Такой зять им и во сне не снился, тюремщикам.
— Не выйдет — мы сами поедем и отвоюем Ларису.
— Разнесем, раскатаем по бревну весь чемодановский дом!
— Долой домашние крепости!
— Долой все тюрьмы!
— Долой всяческий деспотизм, — сказал Чайковский, незаметно вошедший в комнату. — Неосторожно шумите, милые мятежницы, — улыбался он. — Хоть бы окна закрыли, вас же слышит весь Басков переулок.
Девушки затихли, стали передвигаться, чтобы освободить лучшее место у стола.
— Просим, Николай Васильевич.
— Благодарю. — Чайковский сел, отодвинул поставленный ему стакан с чаем. — Благодарю, только что чаевничали. Господа, есть важные вести. — Он обвел девушек взглядом (коммунарки не состояли в тайном обществе, но «чайковцы» их не таились, и этот взгляд Николая Васильевича означал не опасение, а предупреждение: смотрите, милые мятежницы, не проговоритесь на стороне). — Приехала из Шенкурска от Натансона его жена и сподвижница. Наш друг не унывает в ссылке. Ищет в архангельских краях единомышленников. Намеревается сколотить отделение нашего общества. Натансон всегда с нами. Ссылка этого человека не сломит. Просит, чтоб мы оставались верными нашему первоначальному нравственному принципу и не допускали в обществе ни малейшей нечаевской нечистоты. Кстати, Нечаев арестован…
— Что, что?!
— Где арестован?
— Когда?
— Две недели назад, в Цюрихе, швейцарской полицией. Конечно, под угрозой и давлением русского правительства. А выдал Нечаева его приятель.
Кропоткин вдруг стукнул кулаком по столу:
— Какая подлость! Подлость и трусость швейцарских властей — это понятно. Но выдать знакомого преследуемого человека! Нет ничего позорнее. Теперь правительство воспользуется судом над убийцей, чтобы очернить все русское революционное движение, приписать ему безнравственность. Вот какую услугу оказал монархии этот приятель Нечаева.
— Да, может быть, это просто шпион, — сказал Чайковский. — Говорят, он работал вместе с Нечаевым, столярным и граверным делом промышляли. Ладно, есть еще новость. Хорошая. Сердюков вывез из Астраханской губернии ссыльного Соколова. Сопровождает его в Швейцарию. Теперь у нас будет в Цюрихе свой человек. Литератор! Может развернуть там издательское дело.
Возможно, Клеменц и не ошибается, предсказывая Сердюкову судьбу великого революционера, подумал Кропоткин. Впрочем, Дмитрий слишком щедр в оценке друзей. Миша у него — гениальный мальчик. Но дело не в гениальности и великости, а в той страсти, с какой рвутся эти люди в будущее, к свободному миру. Да, они действуют, приближают революцию и сами приближаются к ней. А ты сидишь над своими горами и долинами. Довольно. Иссякло всякое терпение ждать, когда тебе предложат настоящее дело.