— Значит, ничего больше не предвидится? — сказал Чайковский, откинув тетрадку.
— Но неужели никакого выхода?! — вскричал Кравчинский, сорвавшись с места. — Надо обработать какого-нибудь либерального богача. Есть же такие. Долгушинцы вон нашли… Постойте, мы забыли Дмитрия Лизогуба! Он вступает в наше общество. И у него огромное состояние. Самый богатый студент. Где он теперь?
— В Харькове, — сказала Корнилова. — Уехал туда основать кружок. Адреса у нас нет.
— Пока разыщем Лизогуба, выставка в Вене закроется, — сказал Чайковский. — Ничего, господа, не выходит. Весьма жаль, что никто из нас не имеет состояния.
«Черт возьми, у меня ведь есть именьишко, — спохватился Кропоткин. — Правда, оно принадлежит и брату, но Саша не огорчится, если я продам землю».
— Друзья, я найду деньги, — сказал он.
— Вот как! — обрадовался Чайковский. — Сколько?
— Думаю, на станок хватит. У нас с братом есть земля в Тамбовской губернии. Продам ее.
— Ну, это долгая песня, Петр Алексеевич, — сразу остыл Чайковский.
— Но можно взять деньги из кассы, потом я внесу.
— Нет, мы не можем на это пойти, — уперся Грибоедов.
— Если не продам скоро землю, займу деньги в Москве и вышлю вам, — сказал Кропоткин.
Грибоедов еще минуту поартачился и согласился.
— Прекрасно, — сказал Чайковский. — С типографиями решено. Одну покупаем, а женевскую отнимаем у Александрова и передаем в надежные руки. А как с журналом? С кем будем сговариваться?
— Конечно, с Лавровым, — заявила Александра Корнилова. — Мы знаем его направление. Вели с ним переговоры, писали ему, и он изменил свою программу. Согласился, что журнал должен быть голосом русской революционной молодежи, а не избранных литераторов.
— Ни того, ни другого журнала еще нет, — сказал Кропоткин. — И неизвестно, какими они будут. Мне кажется, надо побывать и у Лаврова, и у Бакунина. Хорошо познакомиться с их замыслами.
— Нет уж, Петр Алексеевич, от Бакунина нас увольте, — сказал Куприянов.
— Не пора ли перестать вешать на него чужие грехи? Вы хорошо знаете, Михаил Васильевич, что Бакунин давно отрекся от Нечаева.
— Да, открестился, но стратегию свою не изменил. Да и теория его совершенно для нас неприемлема.
— Она остается для нас еще неведомой. Мы судим о Бакунине по отдельным статьям, которые изредка до нас доходят. Теперь он заканчивает, говорят, наиболее цельное сочинение. Прочитаем и тогда уж заключим, приемлема ли для нас его теория. Я все-таки предлагаю пойти на переговоры с Бакуниным.
— Да, надо разузнать, что за журнал он задумывает, — сказал Клеменц.
— Надо, надо, — поддержал его Кравчинский.