– А свадьба Илюши пришлась несколькими месяцами позже первой менструации, так?
– Ну, так.
– Свадьба Илюши сломила вас (вернее не сама свадьба, а унижение, которое вы пережили на этой свадьбе), а разочарование в Вовке, прошло без последствий. Во всяком случае, если бы не та же злосчастная осень девятого класса, Вовка бы прошел без тяжелых последствий. Хотя, на мой взгляд, унижение которое вы пережили из-за Вовки, гораздо сильнее, реальнее, чем то, что было на свадьбе у Илюши. Здесь вас просто не приглашали танцевать, а с Вовкой вас активно унижали. Там вы остались целы, а тут сломались.
Там вы были далеко по времени от первой менструации, а тут в нескольких месяцах. Просто любопытное совпадение. Ведь мы же с вами знаем, ничего случайного не бывает.
– Уверена, что менструация тут не при чем. Хотя… вообще-то интересное замечание…
* * *
Я долго листал вашу любимую книгу. Я хотел бы показать вам еще несколько любопытных страниц. – Моисей раскрывает книгу и подает ее мне: – Читайте!
«Посредине комнаты, на столе, стоял гроб, вокруг него нагоревшие свечи в высоких серебряных подсвечниках; в дальнем углу сидел дьячок и тихим однообразным голосом читал псалтырь.
Я остановился у двери и стал смотреть; но глаза мои были так заплаканы и нервы так расстроены, что я ничего не мог разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча, бархат, большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами подушка, венчик, чепчик с лентами и еще что-то прозрачное, воскового цвета. Я стал на стул, чтобы рассмотреть ее лицо; но на том месте, где оно находилось, мне опять представился тот же бледно-желтоватый прозрачный предмет. Я не мог верить, чтобы это было ее лицо. Я стал вглядыватся в него пристальнее и мало-помалу стал узнавать в нем знакомые, милые черты. Я вздрогнул от ужаса, когда убедился, что это была она; но отчего закрытые глаза так впали? Отчего эта страшная бледность и на одной щеке черноватое пятно под прозрачной кожей? Отчего выражение всего лица так строго и холодно? Отчего губы так бледны и склад их так прекрасен, так величествен и выражает такое неземное спокойствие, что холодная дрожь пробегает по моей спине и волосам, когда я вглядываюсь в него?..
Я смотрел и чувствовал, что какая-то непонятная, непреодолимая сила притягивает мои глаза к этому безжизненному лицу. Я не спускал с него глаз, а воображение рисовало мне картины, цветущие жизнью и счастьем. Я забывал, что мертвое тело, которое лежало предо мною и на которое я бессмысленно смотрел, как на предмет, не имеющий ничего общего с моими воспоминаниями, была она. Я воображал ее то в том, то в другом положении: живою, веселою, улыбающеюся; потом вдруг меня поражала какая-нибудь черта в бледном лице, на котором остановились мои глаза: я вспоминал ужасную действительность, содрогался, но не переставал смотреть…»