Вспомнила, ведь он голодный… как же я могла забыть, что не кормила его еще сегодня…
Кто знает, сколько теперь времени: может, утро, может, полдень, может, четыре часа дня… День пасмурный. В этой квартире всегда полумрак… я же его еще ни разу не кормила сегодня. Как я могла забыть…
Сумерки стали гуще в моей душе. Засохшее яйцо… еще какая-то еда, засохшая со вчерашнего дня… Сашенька бьет ножками изо всех сил от радости, что его взяли. Он такой жизнерадостный, этот маленький дурачок, несмотря на жуткие условия, несмотря на скотскую мать… Неужели это он со вчерашнего дня в одном и том же памперсе… Ах, черт побери! Бедный ты мой бебичка, маленький… Что же ты раньше не разорался, чтобы напомнить скотине-матери о том, как она тебя обижает… Ничегошеньки-то ты не понимаешь! Простил мне все, виляешь хвостиком…
Тяжелый воздух в доме… Окно… Спасение? Дорожка тротуара… Можно открыть дверь и выйти из камеры-темницы. Никто не держит.
Куда ведет эта тропинка, кончик которой я вижу из окна?
Тропинка – простой вход в гигантский, запутанный лабиринт, который называется город Нью-Йорк. В этот лабиринт входят живые люди, а уж выйти – никто не может.
Как называлась эта сказка? Нить Ариадны? Она дала Тезею клубок – и они нашли выход… О-о-ох-хо-хо…
Как же это так, само собой в Союзе было, я знала, был ВГИК, я знала, был МГУ, а еще Литературный институт, один – на всю страну. Откуда я это так четко и хорошо знала? А здесь? Что здесь вместо ВГИКа? Куда идти? Как узнать? У кого спросить?
Сашка ползает, валит стопки с книгами, опрокинул тарелку с супом, вытерла, все собрала, а он, пока я этим занималась, хлопнул приемник со стола, слава богу, не разбил себе голову. Выпустишь его из кроватки – он, как зверек. Ни на секунду это существо не перестает что-то теребить, ковырять, валить, ломать…
Телевизор. Вот кто был моим главным информатором. Ни школа, ни учителя, ни знакомые не знали того, что знал Телевизор. Телевизор был у меня и здесь. Едва я включила его, на экране показали аппетитный пирог, аромат которого, казалось, я ощущала через стекло экрана. Какая-то белокурая американка, закатывая от удовольствия глаза, надкусывала хрустящий, рассыпчатый кусок и мычала от восторга: «М-мм, м-мм»… Уж насколько я равнодушна ко всем этим их бренным радостям, даже меня в аппетит ввели. Вот мастера! На что только талант уходит, вот чего жаль. С отвращением выключила телевизор.
«Сашенька, открой ротик». (Мягко, ласково.) «Открой рот, говорю!!!» (Неистово, выходя из себя.) Держал, держал во рту свою кашу, вместо того чтобы проглотить, хоп (!) – и все на полу. А я только что вытерала разлитый им суп.