– Разве можно, чтобы такие разные по возрасту и по уровню подготовки студенты занимались все вместе? – спросила я у нее.
– Я должна оплачивать аренду помещения, счета за свет, отопление, телефон… Я не выбираю: кто приходит, того и беру. Я и без того в минусе, вместо того чтобы зарабатывать, свои деньги докладываю, – сказала учительница Карен, мило улыбаясь.
– А зачем же вы держите такую школу, которая приносит убыток вместо прибыли? – не поняла я.
– Я очень люблю это, я фанат балета. Мой муж смеется надо мной, но, скрепя сердце, все же дает денег на расходы студии. Он тяжело работает, он водитель-дальнобойщик, водит трак[14] на далекие расстояния. Ему эти деньги тяжело достаются, но он все-таки мне помогает. Я держу студию не для денег, а для души. В Америке танцевальная студия денег не приносит, это только фанаты за свой счет тянут.
– Но почему не приносит?
– Не знаю… – пожала она плечами, – людям не до танцев. В Манхэттене, вообще, есть пара серьезных школ, но их всего две на всю страну. Если тебе нужен серьезный уровень, нужно ездить в Манхэттен.
– Да? Как называются эти школы? Можно я запишу?
– Конечно, детка, записывай: одна школа называется «Степс», другая «Алвин Аллей». По справочнику ты всегда их найдешь. Это очень серьезные школы, там занимаются настоящие профессионалы, которые танцуют на театральных сценах. Ты из России, да?
– Да.
– Конечно, русские известны своим балетом на весь мир. Не зря, наверно? Что, большая разница?
– Такая разница, что я просто подавлена, – нескромно заметила я.
Карен покачала головой с пониманием и состраданием.
– Увы, здесь, в Америке, танцорам не сладко. Всю жизнь мечутся, работают официантами в барах, многие спиваются. Нет работы, а если и есть, нет стабильности. Отработал по контракту годик-другой – и снова безработный. Вот так.
* * *
Танцевальная школа – это бизнес. Карен должна думать в первую очередь о материальной выгоде (или, вернее, наименьших убытках, в ее случае), а уж потом об эффективности занятий. Чему можно научиться в такой школе?
Я не тешу себя мыслью, что могла бы стать выдающейся танцовщицей. Понимаю, что для этого нужна подготовка с детства, покруче той, которую я получила в хореографическом кружке местного Дворца пионеров. Просто танцы – это единственное из мира прекрасного, что мне пока доступно в Америке, т. к. здесь можно более-менее обойтись без языка. Без прекрасного – я труп, оно мне жизненно необходимо. Пусть это будет просто мое хобби, но хоть это!
Однако теперь я вижу, что наш Дворец пионеров был воистину дворец по сравнению со здешними школами. У нас учителя были настоящие профессионалы, и это было видно по одному взгляду на них. Детей отбирали на конкурсной основе и формировали группы, в которых все ученики были примерно одного возраста и одного уровня подготовки. Никогда новичок не мог оказаться в одной группе с теми, кто уже давно занимается, или первоклассник с десятиклассником. А здесь не школы, а бог знает что. Даже слово «самодеятельность» – слишком громкое для таких школ.