.
1734 год Неплюев считал самым удобным для нападения на Турцию. 24 ноября 1733 года он доносил: «Ныне есть время благоприятно вашему величеству туркам рот растворить или дальние меры восприять, и единожды магометанскую гордость смирить в поправлении толь предосудительного трактата», под которым подразумевался Прутский договор.
Возникает вопрос, почему в Петербурге оставались глухими к горячим призывам своих резидентов и не спешили воспользоваться их советами? Для игнорирования советов Неплюева и Вешнякова у русского двора были веские причины. Одна из них состояла в том, что руки России были связаны вооруженным конфликтом с Францией в борьбе за польское наследство и для одновременной войны на два фронта у нее не было сил. Другая, еще более важная причина состояла в том, что осторожный Остерман не вполне доверял донесениям своих дипломатов о скорой гибели Турции и считал Османскую империю не такой слабой, какой она представлялась резидентам, и справедливо полагал, что в одиночестве Россия не одолеет Турцию, ей надобны союзники. Такой союзник у России был в лице Австрии, но рассчитывать на ее помощь не приходилось, ибо она, обессиленная войной с Францией, была не в состоянии ее оказать.
Такой союзник нежданно появился. Им оказался персидский шах Кулы-хан, с которым 10 марта 1735 года был заключен Гянджинский договор. Русская дипломатия ошибочно тешила себя иллюзией, что обрела надежного союзника, на которого можно положиться. По условиям трактата императрица «токмо от единого своего монаршеского великодушия» возвращает Персии завоеванные Петром Великим прикаспийские земли, взамен чего «Иранское государство обещается вечно с Российской империей пребывать в союзной дружбе и крепко содержать российских приятелей за приятелей и неприятелей российских за неприятелей»[286].
Время показало, что расчеты Остермана обернулись просчетами, а территориальные жертвы напрасными, ибо военное счастье отвернулось от Кулы-хана и он заключил мир с Османской империей, предоставив ей возможность сосредоточить свои усилия против России. Но на данный момент вице-канцлеру казалось, что трактат с Ираном предоставил возможность России открыть военные действия против Османской империи. В этих условиях возникло постановление Кабинета министров от 16 июня 1735 года.
Чтобы усыпить бдительность турок и застигнуть их врасплох, резидентам велено всячески выказывать миролюбие, своим поведением не вызывать их раздражения. Остерман велел Неплюеву «не налегать, чтоб не подать им (туркам. — Н. П.) причин с персиянами скорого мира искать».