Семья Нестроевых жила довольно дружно. Все, кажется, любили друг друга. Но родителей смущало подчас умонастроение их детей, не всегда, по-видимому, с ними откровенных. Благополучнее были отношения с Еленою, старшею девятнадцатилетнею дочерью. Она, хотя и презирала буржуазный либерализм Андрея Ивановича и Марьи Петровны, умела все-таки с ними ладить. Родители, по крайней мере, понимали ее и она понимала их. Труднее было сговориться с младшими — с тринадцатилетнею Ниночкою и с непонятным Сережею. Ниночка как-то уж слишком увлекалась танцами, подруг выбирала нрава слишком веселого и вовсе не интересовалась книжками, которые советовала ей читать мать. А Сережа, напротив, удивлял иногда родителей своею обширною начитанностью. Но тут была иная неприятность: Сережу чрезмерно занимали всякого рода трудные темы — «проклятые вопросы», как выражалась Марья Петровна. Эта просвещенная дама не отвергала подобной любознательности, и сама готова была уделить время отвлеченным рассуждениям, но, по ее мнению, прежде надо было помнить о вопросах «насущных», а потом уж о «проклятых». А у мальчика всегда начиналось с «проклятых». Это сбивало с толку умных родителей.
Впрочем, Сережа за последнее время избегал с ними беседовать.
А родители, разговаривая однажды о характере своего сына, единодушно высказали мысль, что он, по-видимому, вовсе не похож ни на мать, ни на отца, а что в нем явно сказались некоторые особенности, свойственные его дяде, Григорию Петровичу, о котором сложилось в семье Нестроевых мнение, как о человеке способностей чрезвычайных, но, вместе с тем, чудаке, едва ли умственно здоровом. Этот Григорий Петрович питал тоже чрезмерную склонность к «проклятым вопросам» и даже «кончил», по мнению Марьи Петровны и Андрея Ивановича, весьма печально: бросив университет, где профессора возлагали на него большие надежды, этот чудак порвал отношения со своими родственниками, бросил жену, Валентину Матвеевну (он женился на первом курсе университета), и, как принято выражаться, опростился: сблизился с какими-то сектантами и сам что-то стал проповедовать и бродить на юге, работая, как поденщик. А Валентина Матвеевна, дама тоже несколько эксцентричная, но уже в другом роде, не очень, кажется, огорчилась поступком мужа. У нее, между прочим, было большое состояние, доставшееся ей от кого-то по наследству.
Конечно, Сережа на такие чудачества, как его дядя, пока не пускался, но что-то было в нем «подозрительное», например, «болезненное» влечение к религии. Все это огорчало Марью Петровну и Андрея Ивановича.