Надо заметить, что Сережа никогда не видел своего дяди, который до опрощения жил в Петербурге. Сережа был к тому же совсем маленький, когда Григорий Петрович покинул так называемое общество.
Впрочем, повторяю, Сережа за последнее время и о религии разговаривать не хотел. Он совсем замолчал, и товарищей у него не было. Вот только совершенно неожиданно сошелся он с Фомою Грибовым, юношей, напугавшим своим вольномыслием даже либеральных господ Нестроевых. Вольномыслие Фомы было направлено как-то в другую сторону — не к добродетели, а к пороку. Это Марья Петровна заметила в нем при первом же знакомстве, когда его Сережа привел однажды к себе обедать и тот за обедом успел поговорить развязно и высказаться не без некоторого цинизма — с совершенною откровенностью.
— Какое у тебя сегодня лицо утомленное, — сказала Марья Петровна, косясь на Сережу. — Ты, должно быть, читал в постели вчера и не выспался. Так нельзя, мой милый.
Сережа покраснел и с тревогою посмотрел на мать.
— Я читал, а потом гроза мешала спать, — сказал Сережа.
— Ты что читал? — спросил Андрей Иванович, откладывая в сторону просмотренную газету.
— Я… Достоевского читал, — сказал Сережа, запинаясь.
Андрей Иванович нахмурился:
— Ты, Сережа, им, кажется, увлекаешься, а?
— А разве это нехорошо? — пробормотал Сережа, чувствуя, что в этом вопросе есть укоризна — и не за Достоевского только, но и вообще за все то непонятное, что отец замечал в сыне и чего боялось слепо его отцовское сердце.
— Достоевский, друг мой, талант, разумеется, большой, — спору нет. Но это «жестокий талант» — понимаешь? Нет в нем, друг мой, той гуманности, какая была у Тургенева, например. Я, признаюсь, не люблю Достоевского…
— К Достоевскому надо критически относиться, — вмешалась Марья Петровна, не без тревоги следившая за разговором отца с сыном. — Я, впрочем, надеюсь, Сережа, ты и сам понимаешь, что Достоевский был в общественном отношении даже вредным человеком. И вообще всякий мистицизм, Сережа, это — ненормальность и обскурантизм.
— Это я от тебя и от папы много раз слышал, — проговорил Сережа нехотя и хотел было встать и уйти.
— А у тебя есть свое мнение на этот счет? — спросила Марья Петровна, стараясь скрыть свое раздражение.
— Он ведь у нас философ, — засмеялась Елена. — У каждого философа свои мнения.
— А разве чужим умом лучше жить? — спросил Сережа все так же нехотя, стараясь не смотреть на сестру.
— Есть такие мнения, которые просты как дважды два четыре. Надеюсь ты, Сережа, не будешь в них сомневаться? — опять вмешалась Марья Петровна.