И тогда, когда конца и края моей истерике не было видно, он взял и поцеловал меня. Быстро и очень точно, так, что от неожиданности я позабыла всё, о чем убивалась минуту назад.
Было ясно, что это провокация, но зато она подействовала мгновенно и весьма эффективно, моментально приведя в чувство. Возможно, он рассчитывал на то, что я тут же вскочу и убегу, но у меня даже нормально возмутиться не получилось.
— Ты же говорил, что…
— Я передумал, — тут же перебил он меня. — В конце концов, не такой уж я и урод.
От него слышать такое было довольно необычно и забавно, так что я, утираясь рукавами, не удержалась:
— С чего вдруг такая уверенность?
Но он не моргнул и глазом, видимо радуясь, что я хоть всхлипывать прекратила.
— Милины подруги говорили.
Я искоса взглянула на его довольную ухмылочку, точно мы не сидели в колодце на окровавленном снегу и не подыхали от мороза и голода, а кокетничали друг с другом теплым летним вечером на лавочке в парке.
— Ты целовался с Милиными подругами?
— Давай договоримся так, когда мы выберемся, я должен буду рассказать тебе кое-что очень-очень важное. А сейчас сделай всё, что угодно, лишь бы Герасимов протрезвел.
Для Герасимова я притащила целое ведро снега. Половину распихала по пустым бутылкам. Оставшийся же взяла и безжалостно высыпала прямо ему на лицо а, пока он стонал и отмахивался, засунула пару горстей за воротник и на живот под свитер. После чего он так заорал, что я испугалась, что он сейчас встанет и будет меня бить.
Но Герасимов только неуклюже сполз со стола и принялся трясти головой, стряхивая снег.
— Придурочная.
— Не придурочная, а Ваше величество, алкоголик. Давай, соберись уже.
Но он еле стоял на ногах и сильно покачнувшись, свалился в кресло. Я сунула ему в руки бутылку со снегом.
— Что это? — он, скривившись, посмотрел на бултыхающийся внутри серый из-за остатков вина снег.
— Пей это или ешь, как хочешь. А потом два пальца в рот. И давай быстро.
— Озверела?
— Ты вообще хочешь отсюда выбраться?
— Ну.
— Тогда делай, что сказала.
— Иди нафиг. Я спать хочу.
— Герасимов, не заставляй меня…
Но он демонстративно свернулся в кресле, натянул на голову куртку и затих. Так что мне пришлось снова идти за снегом, а когда я шла обратно, фонарик неожиданно погас, но меня это ничуть не испугало, потому что в данный момент существовали куда более страшные вещи.
В следующий раз я стала растирать Герасимову лицо снегом, и он чуть было не попал мне по уху, когда пытался отбиваться. Но я успела быстро отскочить и снова повторила экзекуцию.
Наконец, он поднялся и, шатаясь, пошел в мою сторону. На долю секунды отрезвление Герасимова показалось мне гораздо опаснее падения со стены колодца. Однако в кромешной темноте он моментально потерял ориентацию.