— Послушай, — я попыталась пробиться к проблескам его сознания. — Там колодец, из него можно выбраться. Тебе будет легко туда залезть. Ведь, турник это твой любимый предмет в школе. Сможешь?
— Пошла к черту.
— Ну, давай же, включи уже мозг! — я снова метнула снежок, и Герасимов кинулся было ко мне, но его тут же повело, замутило и начало тошнить.
Я вспомнила как плохо было мне и на время милостиво оставила в покое.
Постепенно он стал приходить в себя, и сам попросил снега. Протер лицо, виски и шею. Затем, хмуро спросил:
— Куда лезть?
Для начала его нужно было отвести в колодец. Там мороз и свежий воздух. Чтобы посидел, проветрился.
Пришлось заставить его нагнуть голову и тащить за руку, потому что он то и дело задевал косяки и пытался войти в стену. А в тоннель полез, как слон в мышиную нору. Я толкала его сзади, постоянно опасаясь, что он там застрянет.
Наконец, он остановился, обнаружив лаз, но когда начал в него протискиваться, то неловко задел плечом торчащие сбоку камни и сразу же послышался неприятный гулкий стук. Пока до Герасимова доперло, что происходит, пара камней успела свалиться ему на спину, я дернула его назад. И очень вовремя, потому что в следующее мгновение проход стал стремительно засыпаться. Издалека послышался горестный вой Амелина, но мы уже с бешеной скоростью лезли обратно, опасаясь, что обрушится весь тоннель.
Но тоннель не рухнул. Вместо него рухнула я прямо там, на леденеющий пол. И это был конец. Даже Герасимов это понял. Я ему не сказала ни слова, он тоже. Мы просто валялись потрясенные до самого глубокого отчаяния. Одно радовало: от потери крови Амелин умрет быстрее и легче, чем мы от голода.
— Успокойся, — собравшись с силами, проговорил Герасимов, хотя я не произнесла ни звука. — Я сейчас всё разберу. Только умоюсь ещё.
И он ушел, а я подползла к тоннелю и крикнула:
— Эй, Амелин, мы сейчас разберем всё.
Но тот не отозвался.
Зато неожиданно из коридора раздались изумленные крики Герасимова.
— Осеева, Осеева, — вопил он. — Иди сюда скорее.
Было ясно, что что-то случилось, но что ещё могло случиться?
Кое-как поднявшись, я побрела на голос, и по мере того, как подходила к комнате «Килиманджаро» в глазах постепенно светлело. Чернота отступала, тени бледнели, на стенах заиграли световые блики.
И когда я вышла из очередного коридора, то была буквально ослеплена. На потолке горела лампочка.
Заслонив глаза, я побежала в бильярдную, а затем в погреб. Герасимов уже долбил в дверь. Сквозь этот стук я различила уверенные шаги по металлической лестнице.
— Эй, люди, мы здесь! — закричала я, как ненормальная, а через несколько секунд из-за двери послышался знакомый голос.