Пытаясь понять, и, не желая прекращать беседу, Шестерня произнес:
- Постой, постой. Ты хочешь сказать, что глава деревни, по собственному почину, сдает тебе селян?
- Не совсем по собственному, но... примерно так, - отозвался вершинник. - И, если уж на чистоту, далеко не он один. Главы ближайших нескольких сел, в тайне от остальных, увеличивают свое богатство подобным образом.
Шестерня поморщился, сказал сухо:
- Про других не знаю, да и не особо интересно. А вот Креномер... Значит он решил нажиться на мне дважды. - Желваки вспухли, сложившись в кулаки, хрустнули пальцы. Тяжелым, словно каменные глыбы голосом, Шестерня произнес: - Не скажу, чтобы сильно удивился, видал и не такое. Хотя, узнать пораньше бы не помешало, не помешало... Да только неувязочка выходит. Креномер и ты - ребята хитрые, спору нет, но, уж извини за откровенность, статью не вышли. А с парой - тройкой мужиков сладить сила нужна не малая, не говоря уже про отряд...
Шестерня замолчал, ожидая вспышки ярости. Какой нормальный мужик спокойно отнесется к такой дерзости? Однако вершинник не рассердился, сказал с прежним радушием:
- Статью не уродился, тут ты верно подметил. Но мне и не надо. Задвинуть врата загона, да пересыпать из кошеля камни, сил хватает. А на прочее есть помощники.
Горячась от неприятного напоминания, Шестерня рявкнул:
- Какие еще помощники? Уже в который раз слышу, но что-то ни одного на глаза не попалось.
- Не торопись, скоро увидишь. Кстати, вы уже встречались. Странно, что ты не помнишь. Кстати, а вот и они, легки на помине. Слышишь?
Шестерня напрягся, вслушиваясь в тишину. Миг, другой. Далеко-далеко, на пределе слуха, зародился шум. Ненадолго затих. Затем вновь появился, усилился, словно по проходу стремительно приближается человек, торопится, задевая плечами стены, шуршит мелкими камушками, то и дело запинается, вскрикивая от боли и неожиданности. Шаги все громче, хруст камней, шуршанье одежды. Вот уже слышно дыхание, надсадное, со всхлипом.
Из ближайшего отнорка выметнулся пещерник, но не рассчитал, запнулся, упал всем телом. Некоторое время пытался ползти, загребал пальцами пыль, но лишь вяло шевелил руками, от утомительного бега лишенный последних сил. Напрягшись, Шестерня прикипел взглядом к проходу. От кого бежал несчастный? Не иначе - от подручных тюремщика. Только, где же они? Мгновенье утекает за мгновеньем, а вязкая чернота прохода по-прежнему недвижима, ни всполоха, ни звука.
Еще один сумасшедший? Нет. Что-то замаячило во тьме, беззвучное, плохо различимое, и оттого еще более страшное. Чувствуя, как на загривке зашевелились волосы Шестерня вцепился в жерди врат, облизал враз пересохшие губы. Ну же, выходи! Черная глотка отнорка изрыгнула одну за другой три белесые тени. Вытянутые черепа, острейшие мелкие зубы и слепые бельма глаз. Иглошерстни. Твари окружили упавшего, что сжался в предчувствии смерти, застыли, словно изваяния.