Пушкин – Тайная любовь (Сидорова) - страница 202

На первую страницу

Расстроившись по поводу отказа матери и Натальи в 1829 году, он тут же уезжает на Кавказ. Но и по возвращении поздней осенью этого же года полон своих привычных, допоездочных дум. Кануном очередной годовщины безрассудного, с его точки зрения, поступка 1825 года Екатерины Бакуниной – 23 декабря – метит стихи о своей к ней неразделенной любви, не дающей ему покоя, понуждающей его к «охоте к перемене мест»:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменной убегая:
К подножию ль стены далекого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем… но, друзья,
Скажите: в странствиях умрет ли страсть моя?
Забуду ль гордую, мучительную деву,
Или к ее ногам, ее младому гневу,
Как дань привычную, любовь я принесу?
(III, 191)

Несовершеннолетняя тогда невеста поэта Наталья Гончарова, к которой пушкинисты порой относят эти строки, сама по себе не только не была надменной, но и вообще не страдала избытком гордости. Рада была, кажется, любому случаю избавиться от деспотизма своей матери – выпорхнуть из несчастливого дома своих родителей вон. И за Пушкина пошла если и без любви, то все же по согласию.

Трава под «ногами» деревьев в «Опушке» рассказывает о подробностях планов поэта на май 1830 года. Начиная от корней керновского дерева можно прочитать: «Если мать ея признаетъ…» Продолжение фразы – в перпендикулярно и в обратном порядке букв выполненном разбросанном по всей «полянке» тексте: «…меня зятемъ ея, то я поѢду къ князю Уманскаму въ его имѢнiе въ Умани. Тамъ я его вызову на дуэль и убью».

В нарочито очень запутанной штриховке между кронами деревьев Бориса Вревского и Екатерины Гладковой с продолжением в среднем ярусе кроны последней вполне прочитываются чувства Пушкина в отношении неудачного жениха его девушки князя Уманского: «Я ненавижу его за доведенiе до смерти Екатерины Бакунинай. На х… ему было посылать ей письмо отъ Волкова?».

У стволиков-ножек гладковского дерева начинается и между ними, а также под пышными «юбками» этого персонажа продолжается фраза, касающаяся Бакуниной: «Я Ѣду въ Прямухино къ ея дядѢ просить руки ея вмѢсто матери ея». Он забыть не может осень того 1826 года, в который, как ему кажется, он имел редчайший шанс в отсутствие матери Екатерины в Прямухине по-мужски договориться на предмет судьбы своей любимой девушки с благоразумным и степенным человеком – ее дядей. По крайней мере, обаять, «завербовать» того в свои сторонники.

Следующая страница