— Не креститься поеду! За общее дело стараюсь.
— Ну, добудешь ты мел, а ливень смоет. В лужах белых плавать будем у ворот тюрьмы вместе со столичным ревизором. Тогда уж точно в фельетоне распишет! — зло хмыкнул Бабкин.
— Клей добавлю, — не уступал Приходько. — Мне технология сия знакома. Не подведу.
— Писака этот не из простых. Слыхал я, что темы его кусачие, выставляет начальников так, что после него не один голову сложил.
— Ты наговоришь!..
— Увидите сами. Пропишет в столичном журнальчике своём, в «Огоньке», или того хуже в газете «Правда», — прогремим по всем губерниям.
— Не каркай, Василий Порфирьевич! — не стерпел Приходько, видя, как побледнел Кудлаткин. — Доброго клея достану. Хуже будет, если писатель в таком виде тюрьму застанет. Вот тогда действительно держись!
— А леса?[35] Леса нужны! Времени-то в обрез, — гнул свою линию тот.
— Работяг с завода пригнать, — Приходько тоже не пронять, завёлся. — Ты, Иван Кузьмич, навести Доричева Михаила Васильевича, у него на «Третьем Интернационале»[36] хлопцы баржи на воду спускают, с лесами они управятся в два счёта, заодно баб попроси стены белить.
— Михаил Васильевич не откажет, — развернулся к спорщикам Кудлаткин, заметно повеселев. — Дело калякаешь, товарищ Приходько. — И огорошил Бабкина: — Самому мне туда не резон, начальство может нагрянуть, проверить, как готовимся, а ты, товарищ Бабкин, поезжай-ка вместо меня, неча лясы зазря точить, а то в ушах уже звенит от твоей трескотни.
Бабкин так и застыл, рта не закрыв.
— Чтоб к обеду назад да с работягами! Одна нога здесь, а вторая… В общем, мой приказ!
— В такой срок?.. — совсем опешил тот.
— Я без тебя справлюсь. Не боись. От меня не убежит ни один зек. А ты поспешай. Общее дело делаем. — И засеменил в ворота тюрьмы, гаркнув назад: — Приходько, ступай за мной, насчёт лошади распоряжусь.
В эти дни действительно многие начальствующие лица в городе ждали и боялись приезда столичного журналиста. Того самого. Михаила Ефимовича Кольцова, прославившегося на всю страну регулярными публикациями в «Правде» о последних годах вождя революции — Великом Ленине. Но тогда только началось его восхождение на литературный и политический олимп. Словно фантастический живчик поспешал он воспевать самые главные события в стране. Появился твёрдый советский рубль — и его рупор оповестил об этом на весь мир, возводились первенцы социалистической индустрии — Шатурская электростанция, Балахнинский бумажный комбинат — и очерки за его подписью украсили «Правду» — центральный печатный орган партии большевиков. Став истинным фанатом воздушного флота, воспел он его зарождение, бросив клич: «Молодёжь — на крылья!», сам активно участвовал в грандиозном авиаперелёте Москва — Севастополь — Анкара, тут же бросился агитировать и готовиться к новым — по европейским столицам, на Восток… Будь его воля, он облетел бы весь земной шар, не очень-то тот велик вдруг стал для него, и, заразившись героями фантастического романа Толстого «Аэлита»