«Ну, не Айвазовский же, в самом деле?»
Скорее всего, просто мастеровитый художник-маринист, но Генриха, в первую очередь, интересовало содержимое сейфа. «Прапорщик» сказал «как договаривались», однако две недели назад в Каире этот пункт в подробностях не обговаривался. Генрих лишь бросил «горсть вшей» и теперь любопытствовал, насколько «чесалось» у тех, кто пригласил его в Петроград. Проверка на вшивость, так сказать. Мелкая, как пакость, придуманная блондинкой, но именно такие мелочи, как показывает опыт, решают в отношениях многое, если не все.
За толстой, но не слишком надежной стальной дверцей лежали девятимиллиметровый «вальтер Эйч Пи» и тяжелый «стечкин», запасные магазины, портупеи, конверт с десятью ассигнациями государственного казначейства номиналом в тысячу рублей каждая и еще один конверт побольше – с паспортом, шоферским удостоверением, двумя раздельными разрешениями на ношение оружия, щедро выписанными на «подателя сего», и десятью сотенными купюрами.
«Что ж, слушать они умеют, посмотрим теперь, как они разговаривают на своем поле».
Проголодаться Генрих, завтракавший еще в поезде, не успел, пить было рано, и особливых дел, намеченных к немедленному исполнению, пока не предвиделось. Он поменял паспорт, наполнил походную фляжку многообещающе пахнущим шустовским коньяком и, подавив острое желание взять из сейфа один из пистолетов, вышел на улицу.
Как ни странно, снег перестал, не было и дождя. Правда, заметно похолодало, но демисезонное пальто, приобретенное в Берлине, грело не хуже шинели, хотя и не лучше.
«Что ж, бывало и хуже!» – Генрих натянул перчатки, поправил шляпу, чуть надвинув ее на лоб, и пошел по направлению к набережной. Что сказать, за прошедшие годы город почти не изменился, разве что постарел, поблек несколько, но это могло быть и аберрацией памяти. Мало ли что он запомнил! На самом деле, все могло тогда выглядеть иначе: или так же, как сейчас, или даже хуже. Слишком много прошло времени, слишком много утекло воды.
«Целая жизнь прошла, если подумать…» – Генрих вышел к Фонтанке и остановился в некоторой растерянности, соображая, как лучше пройти на Невский. Получалось, что город он помнит лишь «в целом», без подробностей. Но, возможно, не все еще потеряно, и он все-таки вспомнит, особенно, если погуляет по этим улицам пешком, вспоминая Петроград не только глазами, но и ногами.
В результате Генрих свернул налево, перешел реку по мосту Витовта Великого, увидев справа вдалеке роскошный речной фасад Казареевского подворья, и пошел по Вознесенскому проспекту в сторону Исаакиевской площади. Он никуда не спешил, но шел быстрым шагом, просто, чтобы не замерзнуть. Однако вскоре дали о себе знать последствия последней контузии, и он вынужден был сменить модус операнди