Когда пришел в себя, было светло. Алевтина сидела передо мной на корточках и озабоченно всматривалась в мое лицо. Хлопали двери квартир, кто-то призывал вызвать полицию. Нападавшего нигде не было. Я потерпел постыдное поражение. Рукав от рубашки в сине-черную клетку остался у меня в руке.
А потом началась суета, от которой раскалывалась голова и страшно тошнило. Кто-то сбегал по лестнице, кто-то входил в подъезд, что-то пыталась объяснить мне Алевтина. Оказывается, соседи все же вызвали полицию, которая не замедлила появиться. Жертвой нападения почему-то посчитали меня. Наверное, из-за огромной шишки на голове и подавленно-ошарашенного вида. Алевтина держалась намного лучше и выглядела бодрой и деятельной. Это почему-то вызвало у меня отвращение и затошнило еще сильнее. Именно Алевтина рассказала полиции, как было дело. Рукав от рубашки забрали как вещественное доказательство и пообещали отдать на экспертизу. Приехала «Скорая». Не знаю, кто и зачем ее вызвал. Осмотрели меня, потом – Алевтину. Результаты осмотра занесли в полицейский протокол. У меня обнаружили сотрясение мозга и настойчиво зазывали проехать в больницу, у Алевтины – легкие телесные повреждения, к которым медики отнеслись довольно равнодушно.
В общем, вся эта возня заняла массу времени, и, когда я наконец сел в машину, чтобы поехать домой, уже светало. И тут меня пронзила ужасная мысль: Полина сходит с ума, не понимая, куда я делся. Я выхватил из кармана телефон, чтобы ей позвонить. У меня оказалось двенадцать пропущенных звонков – все от Полины. Я не слышал звонка, потому что отключил звук, перед тем как войти в подъезд. Хотел ей тут же перезвонить, но вдруг испугался. Да она уже спит, сказал я себе, оправдывая собственную трусость, последний вызов был сделан час назад, зачем ее будить? Положил телефон на соседнее сиденье и поехал домой. Голова просто раскалывалась, на душе было паскудно.
Пустынные рассветные улицы нагнетали тоску. Мне вспомнился звук разрываемой ткани, который послышался перед тем, как я потерял сознание. Рукав оторвался не так уж легко, я буквально повис на нем всей тяжестью. Значит ли это, что он не был подпорот? Значит ли это, что мы поспешили с выводами, и Бориса не подставили, он и есть напавший, а может быть, даже убийца? Все те доводы, которые я приводил, оправдывая его, теперь показались неубедительными. Завтра нужно обязательно к нему наведаться. Крайне неприятное дело. А я ведь был уверен, что Борис ни при чем. Из-за этого и тоска.
Тоска не из-за этого, что уж себя обманывать! Тоска из-за того, что я подлец и предатель. Я изменил Полине. Не знаю, как это произошло. К Алевтине я не испытывал никакого такого уж чувства. Нельзя сказать, что я не смог устоять. Все бы я смог, если бы…