Скользнув по палатке взглядом, он повернул голову и увидел, как Прокопий положил мать под цветущий куст калины.
– Чего встал! – прикрикнул недовольно Стуков.
Лаврентий оглянулся, посмотрел коменданту в глаза, по лицу у него пробежала легкая судорога:
– А мне торопиться некуда, начальник; я уже приехал! – И тут же подумал: «Место-то хреновое, могли бы и получше выбрать. Высадили в самую грязь!»
– Проходи, проходи! – торопил Стуков.
– Иду, не ори! – Лаврентий шагнул на сходни.
– Где мука? – Комендант подозрительно сверлил Анну глазами.
Анна испуганно сжалась, у нее похолодело все внутри.
– Откуда мука, всю съели!
У коменданта на лице заходили желваки.
– Жамов, остановись!
Лаврентий повернулся на голос.
– Бросай узел!
– Ищи! – процедил сквозь зубы Лаврентий и сбросил узел на палубу.
– Вам че?! – зло накинулся на остальных Стуков.
Анна, Настя и Иван положили свои узлы.
Конвоиры стали усердно ворошить пожитки, но ничего не нашли. Вахитов даже ящик с инструментами опрокинул. Зазвенев, инструменты рассыпались по палубе.
– Тише ты! – не сдержался Лаврентий. – Не видишь, инструменты.
– Осподи! – переживала Анна. – Хотя бы обыскивать не стали! – Она чувствовала, как сырое тесто под кофтой буквально жжет ее тело. Женщина боялась, что сейчас не выдержит, поправит примотанный сочень рукой, и обман откроется.
– Ничего нету! – доложил конвоир.
– Сматывайтесь отсель быстрее! – Стуков подозрительно переводил взгляд с одного спецпереселенца на другого.
Анна подхватила свою поклажу и быстро сбежала на берег.
«Кажись, пронесло!» – мысленно перекрестилась баба. Следом за Анной сошло все семейство.
– Пойдем, сосед, к моим, там свободнее! – предложил Прокопий, забирая свои вещи.
Зеверовы и Жамовы стали пробираться по берегу сквозь людской муравейник к калиновому кусту, где осталась лежать старуха Евдокия.
Лаврентий с узлом на спине ломился следом за Прокопием. В траве, поперек свежепримятого следа, лежала сваленная ветром пихта. Дерево ощетинилось полузасохшими, точно выкованными из железа сучьями. Лаврентий попробовал протиснуться боком между омертвевшими сучьями; мешал узел, и он больно напоролся о торчащий гвоздем обломок сучка. От резкой боли потемнело в глазах. Лаврентий в бешенстве скинул узел на землю и с ожесточением начал выламывать сучья из подгнившего ствола ударами ног, чувствуя, как сквозь подошву сапог в ступни отдает жгучая боль. Лаврентий свирепел все сильнее, яростный мат вырвался из перекошенного рта, на губах закипела пена.
Иван растерянно остановился и смотрел на беснующегося тестя. Затем сбросил свой узел и кинулся к Жамову, крепко обхватив его руками.