– Начал писать мемуары? – спросил он.
– Нет, – ответил Корбалевич, – пока протежирую мемуары других.
– Тех, кто придерживается мнения, что разведка и контрразведка есть искусство?
– Да.
– Ну-ну, – произнес Гольцов. – Ты все еще в эти сказки веришь.
– Какие сказки? – не понял Корбалевич.
– Притча есть такая. Пошел мужик на охоту, идет по болоту, вдруг слышит крик, какая-то старуха в болоте тонет. Мужик срубил топором березку, протянул старухе и вытащил ее из болота. «Спасибо тебе, добрый молодец, – говорит старуха, – спас ты меня, а я ведь не простая старуха, а сказочная, и могу исполнить три твоих желания». Тут мужик смекает, что перед ним волшебница и начинает ей заказывать, то миллион баксов, то виллу в Ницце… Старуха выслушала его и говорит: «Уж больно крутые у тебя желания, но ничего, так и быть, выполню их, но с одним условием. Должен ты, добрый молодец, ночь со мной провести в моей волшебной избушке на курьих ножках». Посмотрел на старуху мужик, вздрогнул и спросил: «А лет-то тебе, бабуля, сколько?» – «Девяносто, – отвечает бабуля, – но я тебя не неволю, ты и так доброе дело сделал, меня спас, и на том спасибо». И пошла от него старуха в чащу к своему домику. Но уж очень хотелось мужику виллу в Ницце, и он поплелся за ней. Утром провожает старуха мужика и спрашивает: «А скажи-ка мне, добрый молодец, сколько лет-то тебе будет?» – «Да уж за сорок, бабуля», – отвечает мужик. «Вот видишь, – говорит старуха, – за сорок лет, а все еще в сказки веришь».
– И к чему ты все это? – спросил Корбалевич.
– Леня, – сказал Гольцев, – притчи не поясняют.
– А заходил-то ты ко мне зачем?
– Посмотреть хотел на эту бумажку.
– А о ней от кого услышал?
– Да ее уже многие видели, а что знают двое, то знает свинья.
– Какая свинья?
– Да это я образно, просто слух прошел, что ты мемуары пишешь.
– А если бы писал?
– Начальство не любит писак. Помнишь, у нас был начальник кафедры по фамилии Луконин.
– Помню, он еще имел у курсанов тайное прозвище «отец русской конспирации».
– Да, именно ему и принадлежало сравнение нашей профессии с «капризной дамой», которая требует, чтобы ты весь принадлежал только ей.
– А при чем тут рукопись?
– Притом, что писать такие мемуары, значит изменять этой даме.
– Кто так считает, ты?
– Не-а, – инспекция.
– А-а, инспекция… Тогда это действительно серьезно. Спасибо за предупреждение.
– Не стоит благодарностей.
– А когда можно писать мемуары?
– Когда разведешься с этой дамой.
– Понятно.
Этот разговор напомнил Корбалевичу о незавершенном обсуждении рукописи Б.Н. Корбалевич взял бутылку коньяка, баночку красной икры и коробку конфет и поехал к Ухналеву.