– Леди матушка, просто отдайте ему земли, – коротко говорит он.
– Они мои!
– Все это знают. Не важно. Просто отдайте их ему. Он не любит, когда ему перечат, и не любит, когда надо работать. Он не захочет читать отчет, он не хочет ничего решать. А больше всего он не хочет ничего писать и подписывать.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Артуру:
– Почему ты советуешь мне отдать наследство своего брата? Где бы мы были, если бы я не посвятила жизнь возвращению того, что наше по праву?
– Он король, и он привык, что все происходит, как он хочет, – коротко говорит Артур. – Он отдает Уолси приказ, иногда просто кивает – и все уже сделано. Но дядя Стаффорд, дядя Невилл – вы все с ним спорите. Вы ожидаете, что он будет действовать по правилам, в согласии с традициями. Вы ждете, что он станет объяснять любые перемены. Вы требуете от него отчета. Ему это не нравится. Он хочет быть необсуждаемой властью. Он в самом деле не терпит, когда ему противостоят.
– Это мои земли! – Я повысила голос и теперь оглядываюсь, а потом говорю тише: – Это земли моей семьи, которыми я владею по праву.
– Дядя герцог сказал бы, что мы и троном владеем по праву, – шипит Артур. – Но он никогда не скажет этого вслух при короле. Эти земли принадлежат нам, нам по праву принадлежит вся Англия. Но мы никогда этого не говорим, мы даже не намекаем на это. Отдай ему земли. Пусть видит, что мы считаем, будто у нас нет прав, что мы ни на что не посягаем, что мы просто его покорные подданные. Что мы рады принять лишь то, что он по своей воле нам даст.
– Он король Англии, – нетерпеливо говорю я. – С этим я не спорю. Но его отец трон захватил, и, как скажут некоторые, не без предательства на поле боя. Он держался за него изо всех сил. Он его не унаследовал, в его жилах не течет старая английская королевская кровь. И молодой Генрих – первый среди равных, он не выше нас, он не выше закона, не выше вызова. Мы называем его «Ваша Светлость», как называли бы любого герцога, как называем кузена Стаффорда. Он один из нас, которому оказана честь; но он не выше нас. Он не выше вызова. Его слово – не слово Божье. Он не Папа Римский.
Вестминстерский дворец, Лондон, ноябрь 1518 года
В ноябре двор перебирается в Вестминстер, и мы вдвоем с королевой составляем план ее родов: велим перенести в большую комнату ее любимую кровать, выбираем гобелены, которые повесят на окнах, закрывая раздражающий дневной свет.
Мы собираемся использовать родовую кровать, на которой она родила принцессу Марию. Я даже приготовила то же белье. Мы об этом не говорим, но обе надеемся, что оно принесет нам удачу. Королева деловита, счастлива и уверенна, ее живот круглится, как толстый котелок, она приближается к восьмому месяцу. Мы стоим рядом, прикидывая, куда поместить большой буфет, чтобы расставить ее золотые тарелки, когда она внезапно останавливается и умолкает, словно что-то услышала, какой-то тревожный шепот.