Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками, думая, что, может быть, так приучит глаза к темноте. Но как она ни напрягала зрение, нельзя было различить даже собственной руки, поднесенной к самому лицу.
И все же Цзинь Фын не позволила отчаянию овладеть ею. Вытянула руки и пошла. Она уже не думала теперь, куда поворачивать, не хотела об этом думать. Она знала, что, пускаясь по подземным ходам в первый раз, партизаны непременно брали с собой клубок ниток. Они разматывали нитку за собой, чтобы иметь возможность вернуться к выходу. Так, шаг за шагом, изучали они лабиринт, делали на поворотах отметки, один за другим осваивали путаные ходы лабиринта, общая длина которого измерялась десятками ли.
И вот теперь Цзинь Фын предстояло разобраться в этой путанице без всяких указателей, без спасительной нитки…
Она была маленькая девочка, но, как всегда, когда предстояло какое-нибудь трудное дело, она думала: а как бы поступил на ее месте настоящий партизан – «красный крот», человек, которого она считала идеалом силы, смелости и верности долгу?
Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас, когда ее вытянутые руки наткнулись на шершавую стену подземелья.
Она должна была решить: идти ли прямо, повернуть направо или налево? Загадка, ставившаяся в сказках почти всех народов перед храбрыми воинами, показалась ей теперь детски простой по сравнению с тем, что должна была решить она, совсем маленькая девочка с косичкой, обвязанной красной бумажкой. Ах, если бы кто-нибудь предложил ей сейчас простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь! Всюду, куда она ни поворачивалась, была одна страшная черная пустота, и она не знала, куда же – прямо, направо или налево – лежит ее путь.
Она стояла с вытянутыми руками и кончиками меленьких пальцев ощупывала шершавую стену подземного хода, словно нежная детская кожа могла распознать круг и стрелу, нанесенные известью или углем. И все силы ее большой и смелой души были направлены на то, чтобы не позволить отчаянию затемнить сознание, живущее в ее маленьком теле, таком слабом и таком ужасно-ужасно усталом…