Я моментально стряхнул с себя чары сна и, подавшись вперед, стал чутко прислушиваться. Тут до моих ушей ясно долетел крик отдаленной тревоги. Тицок, вскочивший на ноги, также прислушивался. Вокруг нас раздавалось со всех сторон слабое бряцание оружия; вероятно, все наши воины узнали крик, долетевший с отдаленного караула. Минуту спустя нам было уже не нужно напрягать слух: тревога стала несомненной; одинокий оклик был подхвачен тысячью голосов и перешел в неясный далекий гул, доносившийся до нас среди густого мрака и безмолвия ночи. К глухому гулу вскоре присоединились резкие ноты диких завываний и звон оружия, указывавший на то, что разгорелась битва. Пока мы сторожили мыс, неприятель напал врасплох на лагерь!
Рейбёрн, вскакивая на ноги, взвыл, точно дикий зверь:
– Клянусь Богом, – воскликнул он, – они предвидели, что мы сделаем, и завлекли нас в ловушку, как настоящих безмозглых дураков!
Тицок, в чем я убедился, к своему удовольствию, держал в строгом повиновении своих подчиненных; ни один из них не тронулся с места без приказания начальника, несмотря на горячее желание броситься вперед. Наконец наш отряд двинулся к городу; мы шли с трудом, ежеминутно оступаясь, и не раз в потемках слышалось падение того или другого из наших спутников. Но все-таки мы подвигались довольно быстро и шум битвы доносился до нас все яснее.
Нам пришлось пройти весь город, чтобы дойти до лагеря; по ровным улицам идти было, конечно, легче, и мы значительно ускорили шаг; к тому же начинало светать, а известно, какую бодрость духа и уверенность приносит наступление утра. Мы знали, что еще несколько минут – и тропическое солнце зальет ярким светом окрестность. Тицок сильно рассчитывал, что рассеявшийся ночной мрак, наводящий ужас даже на дикарей, а вместе с тем и наше возвращение прекратят панику в армии, застигнутой врасплох, после чего нам удастся водворить в ней порядок и дать энергичный отпор врагу. Но он вскоре убедился, что его надежда была напрасной. Едва миновав ворота цитадели, мы наткнулись на бегущий корпус тлагуикосов – хотя за ними не было видно погони; они были до того перепуганы, что приняли нас за неприятельский отряд, с дикими криками бросились в боковую улицу и исчезли.
– Ну, что вы думаете теперь о своих друзьях? – сердито спросил Янга Рейбёрн.
Тот вместо ответа принялся поносить тлагуикосов, называя их трусами.
Минуту спустя вся улица напротив нас наполнилась бегущими воинами; они громко выли, направляясь к цитадели с очевидной целью найти там свое спасение. Тицок сразу увидел, что всякая попытка остановить и образумить эту орду людей, бежавших без оглядки, как бегут овцы от стаи волков, была напрасна; они могли опомниться, только попав в какое-нибудь верное убежище, где к ним вернется мужество. Действительно, в цитадели беглецы могли спастись хоть на некоторое время. Если бы даже неприятель попробовал пробраться туда с помощью приставных лестниц, достаточно было нескольких решительных людей, чтобы отбить атаку, пока наше рассеянное войско будет приведено в порядок. Поэтому наш храбрый начальник велел своему отряду повернуть в сторону, чтобы дать дорогу беспорядочно бегущей толпе. Пропуская мимо себя тлагуикосов, мы заметили, что офицеров с ними не было; Тицок счел это хорошим знаком: очевидно, регулярное войско образовало арьергард, прикрывавший беспорядочное бегство. Вскоре мы убедились, что индеец был прав: ряды беглецов начали редеть; громкие крики сражающихся, треск и звон оружия становились слышнее и вот недалеко от того места, где мы стояли, показался корпус воинов, правильно и не спеша отступавший назад, храбро отбиваясь от неприятеля. Отряд Тицока громко завыл, а наш предводитель расположил свою команду таким образом, что отступающие попали в наш центр; тут мы быстро сомкнули ряды и сами вступили в битву.