Патриот (Рубанов) - страница 59

– Я понял, – сказал потомок, заметно разочарованный. – Но в свободном мире каждый делает, что хочет. Один свободен разрушать, другой свободен защищаться. Свобода – главное. Тут даже просчитывать нечего. Развиваться может только тот, кто свободен…

– Точняк, – сказал Знаев. – Ты прав. Но есть существенная оговорка. Вот жил однажды один парень. Постарше тебя. Тоже – по-своему задрот, мухи не обидел. Прочитал людям несколько лекций. Между прочим, бесплатно. За это его живьём гвоздями к деревяшке прибили и оставили умирать. Как думаешь, он был свободен? Нет. Он был гвоздями прибит, какая тут свобода? И ничего, обеспечил развитие для миллиардов людей на две тысячи лет вперёд…

Потомок хотел что-то возразить, но за стеклом возник-таки озабоченный менеджер в белой рубахе; требовательно постучал по прозрачной плоскости.

– Мне пора, – решительно сказал Знаев-младший. – Работать надо.

– Мой номер у тебя есть, – сказал Знаев-старший. – Надо нам собраться втроём. Поужинаем где-нибудь. Найдёшь время для своего отца?

– Найду.

– Иди, – распорядился Знаев-старший. – Работай.

Сын кивнул и ушёл торопливо.

«О чём говорили? – раздражённо подумал Знаев. – О, глупец. О свободе, о задротах, о будущем… Или, может, так и надо? Первый раз увидел сына – надо говорить о главном. О войне. О будущем. О свободе. Всё было правильно. И он назвал меня отцом! Он назвал меня отцом. А я не был ему отцом ни единого мгновения. Не менял ему памперсы, не провожал в школу, не водил по врачам, не покупал игрушек, не наказывал и не хвалил, не прятал под ёлку новогодние подарки. Я был от этого свободен. Но вот появляется он, любитель прикладной математики, сопливый либерал, – и во мне щёлкает тумблер, вроде бы давно заржавевший. И я, внезапный папаша, тут же забываю обо всех своих свободах – и бегу со всех ног, спешу увидеть, мечтаю понравиться, подбираю слова. Где моя свобода? Куда подевалась? Сейчас бы мне подумать о своей шкуре, об уголовном деле, а я думаю о мальчишке с пластиковыми вёдрами, который прожил шестнадцать лет без моего участия».

18

Горохов рассматривал его долго и внимательно. И даже сделал специальное врачебно-медицинское движение, как бы желая оттянуть своему боссу нижнее веко и изучить глазное яблоко.

– С тобой что-то не так, – сказал он.

– Невралгия, – ответил Знаев, беззаботно улыбаясь. – Ужасное обострение. Наелся таблеток. Голова дурная.

– Это плохо.

– Наоборот. Теперь я вижу мир под другим углом.

– И меня?

– Тебя – особенно.

– Может, шеф, тебе дома отлежаться?

Знаев хлопнул своего заместителя по плечу.