С другой стороны, Сегени чрезвычайно заинтересован проектом Берхтольда о военном выступлении против Сербии, с которым его познакомил граф Гойос. По его телеграммам выходит, что кайзер и Бетман считали, что «немедленное выступление Австрии против Сербия является наиболее радикальным и самым лучшим решением и что сейчас момент более благоприятный, чем потом»; и он сообщает, что Бетман «вполне согласен», что Италии и Румынии не следует ничего сообщать заранее.
Чем объясняется это расхождение в сообщениях Бетмана и Сегени? По всей вероятности, как полагает Гойос, отчасти тем, что Сегени был уже дряхл и не всегда правильно понимал и передавал то, что ему говорили. Из-за этого во время Балканской войны несколько раз возникали дипломатические трения между Берлином и Веной. Сегени пользовался личными симпатиями Вильгельма, но вместе с тем вращался в берлинских милитаристских кругах, идеи которых не всегда совпадали с более умной и осторожной политикой Бетмана.
Ввиду преклонного возраста Сегени, а может быть, и ввиду его воинственных стремлений и мадьярских симпатий Франц-Фердинанд за несколько недель до сараевской трагедии поднял вопрос о замене его более спокойным представителем. Его преемник был уже намечен в лице князя Готфрида Гогенлоэ, и Берлин дал 12 июня свое согласие на назначение последнего. Но, к несчастью, внезапно разразившийся июльский кризис помешал смене послов до 19 августа 1914 года. В потсдамских беседах Сегени, по-видимому, слишком переоценил одобрение Берлином неопределенно формулированной второй части записки Берхтольда.
Вероятно, расхождение отчасти отражает также некоторое различие в позициях Бетмана, кайзера и Циммермана. Бетман, по натуре настроенный более оптимистически и идеалистически, стремившийся улучшить отношения с Англией и Тройственным согласием и ободряемый договорами о Багдадской железной дороге и португальских колониях (договоры эти уже были готовы для подписи), надеялся, что австро-сербский кризис может быть удовлетворительно разрешен при помощи мирного дипломатического плана – привлечения Болгарии на сторону Тройственного союза. Смерть эрцгерцога произвела на него менее сильное впечатление. Незадолго перед этим он был встревожен невоздержанностью, с которой Берхтольд создал конфликт с Италией из-за Черногории, поставив тем самым под угрозу все более шатавшийся Тройственный союз. «Вена начинает чересчур решительно (etwas stark) эмансипироваться от нас, и, по моему мнению, нужно ее обуздать, пока не поздно», – писал он за несколько недель до этого и послал тогда строгое предостережение Берхтольду. Поэтому теперь, после сараевского убийства, он не желал поощрять Берхтольда на безрассудные приключения. Хотя он и вынужден был согласиться с императором, что Германия должна обещать Австрии свою поддержку, но из текста телеграммы, составленной Циммерманом, он вычеркнул слова «при всех обстоятельствах».