Адамберг поднял глаза на сына, который бесшумно сновал по кухне.
– Данглар зайдет, – сказал он, и Кромс, просияв, достал из буфета бокал.
– Он не останется там на ночь вместе со всеми остальными?
– Данглар всегда спит там, где дети. В своей берлоге.
– Ты сказал, что дети вылетели из гнезда.
– Не важно. Данглар спит возле детских кроватей.
Калитка скрипнула, и Кромс открыл дверь.
– Он застрял в саду. Лусио угощает его пивом.
Майор поставил бутылку белого вина в траву и беседовал со старым испанцем – у них с Адамбергом был общий сад. Каждую ночь, в любую погоду, прозорливый и церемонный Лусио выпивал в саду две бутылки пива. Прежде чем уйти к себе, он писал на вяз, и это был единственный камень преткновения между соседями, потому что Адамберг считал, что это наносит вред дереву, а Лусио утверждал, что, напротив, насыщает почву благотворным азотом. Данглар сел на деревянный ящик под деревом, рядом со стариком, и явно не собирался сдвигаться с места. Адамберг вынес две табуретки, и Кромс вышел вслед за ним с бокалом для майора, зажав в руке бутылки пива и штопор. Когда, с некоторым опозданием, Адамберг познакомился со своим двадцативосьмилетним сыном, Кромс говорил “пробкодер” и употреблял другие странные термины такого рода. Адамберг не мог понять, был ли молодой человек умен и оригинален или это свидетельствовало скорее о его заторможенности и ограниченности. Но поскольку те же вопросы возникали у него и по отношению к самому себе и он не придавал им значения, то и эту загадку он решил оставить без ответа.
– Сколько у вас теперь кошек? – спросил Данглар, глядя на грациозно мелькавшие тени.
– Маленькая выросла, – сказал Адамберг, – и оказалась очень плодовитой. Шесть или семь, не знаю, они для меня все на одно лицо, кроме матери, потому что она приходит иногда потереться об меня.
– Благодаря тебе она увидела свет божий и теперь тебя любит, hombre[4], – сказал Лусио. – У нас было два помета, и их теперь девять: Педро, Мануэль, Эсперанса, – перечислял он, считая на пальцах.
Не дожидаясь, пока Лусио закончит, Адамберг вручил Данглару стопку бумаг.
– Я распечатал отчеты. Алчная супруга, плохая мать. Что касается участи маленького Амадея, то до пяти лет про него ничего не известно.
– Кармен и Франческа, – подытожил Лусио.
– Селеста ведь и правда появилась, когда мальчику исполнилось пять лет, – сказал Данглар, протянув свой бокал Кромсу.
– Откуда она взялась?
– Из деревни возле Сомбревера, с хорошими рекомендациями. Она осторожно намекнула, ибо стучать не в ее правилах, что, не будь ее, мальчонка никогда бы не узнал, что такое человеческие чувства и даже просто нормальная еда. Его мать уходила, когда ей заблагорассудится, ездила в Париж или еще куда-нибудь, а отец до ночи работал в своем кабинете. Все заботы легли на плечи Селесты, и по сей день ничего не изменилось. Так что, в сущности, объяснила она, если не считать потрясения и горя, смерть матери ничего не изменила в повседневной жизни Амадея.