Точно старая дева, алчущая недозволенного совокупления и сублимирующая похоть в бесконечном рукоделии, Арахна-прядильщица трепетала от неудовлетворения и выдавливала из себя в космос тончайшую паутину.
Вот в этот кусок искусственно созданной плоти и был влюблён техник Евстигнеев.
* * *
— Товарищ Стан вахту приняла, — сменщица отсалютовала Евстигнееву, и он едва заметно скривился в ответ.
— Товарищ Евстигнеев вахту сдал.
— Куда в отпуск? — сменщица шлёпнулась в кресло перед монитором, развернула панель и налепила прямо на идеально чистую (у Евстигнеева имелась специальная ветошка) поверхность «живую картинку». На картинке кривлялся ребёнок неопределённого пола и возраста, наряженный в оранжевую униформу артели. Женщина поймала взгляд Евстигнеева и сочла необходимым пояснить:
— Дочка. Будущий техник. В прошлом году приняли в наш… корпоративный лицей. А у вас детей нет?
— Детей нет. В отпуск не поеду.
— Да? А мы вот уже планируем… Смена закончится, и на корпоративном круизнике по солнечной. Романтика…
— Не знаю, не видел, — Евстигнеев с сожалением оглядел лабораторию, остановился взглядом на той части панели, куда транслировались данные с обожаемой Арахны. Громко выдохнул.
— Пора.
— Уже? — сменщица (Евстигнеев видел ее четвертый или уже пятый раз, но никак не мог запомнить имени) всполошилась, взглянула на время. — Ой! И правда. Быстрой вам «пули», товарищ.
Евстигнеев не ответил. Поспешил к входу в шлюз.
Софи опаздывала. Евстигнеев воспользовался ее отсутствием, прильнул ухом к перегородке и неожиданно для себя растрогался, ощутив едва заметные колебания. Арахна трепетала, пыталась прорваться сквозь металлические рёбра, обхватить собой капсулу, сдавить ее со всей силой страсти. Через несколько минут Евстигнеев сменит ответный код «пули», и арахна равнодушно обмякнет. Это сейчас «возлюбленные» абсолютно совместимы за счет совпадения сигнала, но стоит лишь перенастроить феромональный код — и прядильщица продолжит безразлично генерировать паутину, а пуля устремится в Солнечную, на страстный зов своей новой любви — станционной мамы. «Инстинкт… Безупречная любовь, — прошептал Евстигнеев и погладил ладонью переборку. — Непостижимо! Недоступно».
— Тьфу! Чтоб ты сдох, извращенец! — Софи вывалилась из-за поворота. Встала — руки в боки. — Всё-таки напишу докладную. Поглядим, как ты тогда завертишься.
Евстигнеев пожал плечами. Знал, что Софи не станет рисковать гражданством Артели ради того, чтобы досадить мужу. Будет, как все эти пять лет, беситься, топать ногами, грозить, ненавидеть… и молчать. Иногда ему казалось, что они похожи: оба истово преданы чему-то великому, абстрактному и равнодушному. И оба вынуждены сосуществовать рядом друг с другом ради того, чтобы не лишиться главного. Бессмысленной своей любви.