– Барыня, а вы батюшку моего тепериче уволите?
– Не знаю, Дарья. По-хорошему, тюрьма по твоему родителю за его художества плачет, а, с другой стороны, где я ещё такую бестию сыщу… Да и не до того мне теперь! У меня сын едва жив!
– Простите, барыня.
– Ничего… Ты не бойся, Дарья, тебя я не уволю. Ты так хорошо умеешь варить мне кофе… Ступай!
Олицкая прикрыла глаза, подозвала собаку, сделав над собой усилие, нагнулась, подняла её и посадила на колени:
– Ох, и тошно же мне, косолапушка… Словно вся тяжесть небесная на мою больную голову свалилась… Никогда так дурно не было.
В кабинет осторожно вошёл Георгий Павлович:
– Вы позволите, Елизавета Борисовна?
– А, это вы, милый Жорж… Входите, конечно. Что вы так на меня смотрите? Скверно выгляжу?
– Не стану отрицать, вид у вас – краше в гроб кладут, – отозвался Жигамонт.
– И самочувствие такое же, – бледно усмехнулась княгиня.
– Я вам микстуру сделаю.
– Не трудитесь. Я её пить не стану.
– Почему?
– Лекарства вредны. Никогда ими не лечилась и лечиться не буду. Вот, вино – другое дело. И кофе. И шоколад. Ну, пустырник с мятой на худой конец. А если совсем занедужу, так бабку-знахарку покличу…
– Воля ваша, – пожал плечами Георгий Павлович, вертя в руках трость.
– Чувствую я, милый доктор, что вы какой-то камень за пазухой принесли, чтобы меня им в висок огреть. Так не тяните. Что у вас?
– Простите заранее за такой вопрос, но я обязан его задать. Елизавета Борисовна, сколько вам было лет, когда родился Родион?
– Сорок, милый Жорж. Я так понимаю, что это был лишь первый из вопросов, которые вам настолько неудобно мне задавать, что вы смотрите в пол, а не мне в глаза? – слабый голос Олицкой вдруг набрал силу. – Так?
– Вы правы.
– Следующим вопросом будет, как случилось такое чудо после двадцати лет брака, учитывая почтенный возраст моего супруга?
– Да… – сдавленно отозвался доктор.
– Ну, вы же врач, – криво усмехнулась княгиня. – Вот, и объясните эту загадку! К чему задавать вопросы?!
– Родион не сын князя Олицкого? – едва слышно спросил Жигамонт.
– Вы догадливы. Да, я обманула мужа. И ни разу до сих пор в этом не раскаялась, если угодно знать! Чтобы было у меня сейчас, если бы я не презрела эту вашу мораль… А так у меня есть сын! Я имела на это право!
Георгий Павлович молча опустился в кресло и закурил трубку. Княгиня залпом допила вино и прикрикнула на появившуюся Дашу:
– Дарья, оставь нас! Кофе можешь выпить сама!
Молчание продлилось несколько минут, после чего Елизавета Борисовна спросила:
– Что же вы не спросите у меня, милый доктор, кто настоящий отец? Ведь вам это надо знать, не так ли?