— Я специально использовал левую руку, — сказал я, — с тобой на запястье. Что там было?
Большущее спасибо. Это выглядело красной машиной с заснеженным кузовом.
— Это была реконструкция артефакта, извлеченного из моей памяти. Моя картина — Полли Джексон! — увеличенная до реальных размеров.
Тогда дела плохи, Мерль. Я не смогла отличить, что это была конструкция.
— Выводы?
Что бы ни создавало эти конструкции, оно становится или квалифицированнее в своем деле, или сильнее. Или и то, и другое.
— Дерьмо, — высказался я, повернул прочь и потрусил дальше.
Возможно, это «что-то» хочет показать тебе, что теперь легко может сбить тебя с толку.
— Тогда это удалось, — признал я. — Эй, «Что-то»! — прокричал я. — Слышишь? Ты победило. Ты совершенно сбило меня с толку. Могу я теперь идти домой? Хотя если ты еще чего-то пытаешься добиться, то тебе это не удалось! Я полностью утерял суть!
Последовавшая за этим ослепительная вспышка повергла меня на тропу и на несколько долгих минут лишила зрения. Я лежал напряженный и ожидающий, но удара грома не последовало. Когда зрение прояснилось и мышцы перестали конвульсивно дергаться, всего лишь в нескольких шагах от себя я увидел огромную царственную фигуру: Оберон.
Правда, это оказалась статуя, копия той, что стояла в дальнем конце Гран Конкур в Янтаре, или, возможно, даже подлинник, так как при более внимательном осмотре на огромном плече я заметил птичий помет.
— Настоящая вещь или конструкция? — спросил я вслух.
Настоящая, я бы сказала, — ответила Фракир.
Я медленно поднялся.
— Я понял так, что вот он — ответ, — сказал я. — Только не пойму, в чем его смысл.
Я протянул руку, чтобы коснуться статуи, и почувствовал скорее холст, нежели бронзу. В то же мгновение моя перспектива каким-то образом сдвинулась, и я ощутил, что трогаю большой, куда больший, чем в реальности, портрет Отца Своей Страны. Затем границы его заколыхались, постепенно исчезли, и я увидел, что он был частью одной из тех смутных живых картин, мимо которых я уже проходил. Затем она пошла волнами и пропала.
— Сдаюсь, — сказал я, шагнув сквозь то, что мгновением раньше было картиной. — Ответы больше запутывают, чем та ситуация, которая порождала вопросы.
Поскольку мы идем меж теней, не может ли это быть утверждением, что все вещи являются реальными — но где-то?
— Наверное, так. Но мне и так это известно.
И что все вещи являются реальными по-разному, в различные времена, в различных местах?
— О’кей, сказанное тобой вполне может оказаться тем самым посланием. Тем не менее сомневаюсь, что это «что-то» доходит до таких крайностей лишь для того, чтобы выразить философские представления, которые могут быть новыми для тебя, но, что более вероятно, совсем замусолены где-нибудь в иных краях. Должна быть особая причина, та, которую я пока еще не уловил.