– Да, – почти с облегчением сказал Йонге. – Прочитал один раз и запомнил.
– Понял, – въедливо исправил его Сайнжа.
– Именно, – полковник скупо улыбнулась и тут же снова свела брови к переносице. Йонге решил, что только преданная своему делу женщина может игнорировать неизбежные морщины, возникающие при такой мимике. – В отличие от людей, он воспринимает не графическое преобразование, а то, что находится под ним.
– Что, расчеты? – недоверчиво спросил Йонге.
Полковник кивнула и уставилась на Йонге так, словно только что открыла ему все тайны Вселенной. Йонге не представлял, что ему сейчас предстоит сделать. Захохотать, возопить в ужасе или, быть может, зарыдать. Вместо этого он развернулся и тоже уставился на яута. Рудольф, наоборот, лениво прикрыл глаза.
– Так ты считываешь всю ту херню, которую городит Фелиция на маршруте?
– Да. Много лишнего, неверное выведение результатов, – фыркнул яут. – Я убираю все, что не является значительным.
– Но…
– Да, ваш корабль не возражает, – перебила полковник. – Потому что эту коррекцию вносит полноправный член экипажа, и она не отражается на состоянии здоровья остальных членов экипажа.
– Что нас очень удивляет, – не преминул вставить свое слово вильянин.
Перед ним на столе крутились графические формулы, от одного взгляда на которые Йонге начинало подташнивать. Вильянин тоже относился к разряду существ с принципиально иным образом мышления.
– Соответственно, при такой комбинации не может быть и речи о воспроизведении данного метода, – добавила полковник.
Мечты о патенте медленно и торжественно обрушились, как имперский яутский дворец. Механик прекратил изображать собственный почетный бюст, и глаза у него сделались злыми.
– Слушайте, вы две недели отпиливали от нас по кусочку, – почти с отчаянием сказал Йонге, обращаясь уже к Найгвалю. – Потрошили наши мозги, записывали эти долбанные цереброграммы, сто пятьдесят раз изучили искин “Фелиции”. Неужели вы совершенно ничего не можете сделать?
– Увы. Мы просто не знаем, как это работает, – сочувственно улыбнулся Найгваль.
– Полный провал, – заключил вильянин.
В повисшей паузе было отчетливо слышно, как простужено сопит вильянин и еле различимо клокочет Сайнжа.
– Ладно, – наконец, заговорил Рудольф и тоже положил руки на стол, копируя полковника. – Хотел бы я сказать, что вы лажанулись, но совесть не позволяет. Пусть у нас не будет патента, и человечество, – тут его голос слегка изменился, приобретая неуловимо-торжественный оттенок, – не получит никаких преимуществ перед всеми остальными сапиенсами, но теперь мы точно знаем, что для нас оно работает. Значит, будем крутиться сами по себе. Надеюсь, отрицательный результат не означает, что нам придется платить за исследования из своего кармана?