Ложусь на спину и, чтобы отвлечься, считаю: один, два, три…
Как же выбросить эти гнусные, злые мыслишки, впрыснутые Экспериментом? Как подавить навязчивый шепот в голове, который раздражает не меньше, чем зуд? Но зуд можно почесать и, хоть ненадолго, но становится полегче, а с внушенной длинной, будто бы обличительной, тирадой все намного сложнее.
Верней всего, мне нужен кто-то прошедший через неприятные суггесторные последствия, кто подскажет, как мне снести нападки невидимого врага. Очевидно, что мне надлежит посоветоваться с Люком. Тут же проще пареной репы, он проходил внушение и уж точно знает, как справится с чужим, заселившимся, как паук в углу, голосом в голове. Люк — иначе и быть не может — поможет мне избавиться от вкрадчивого голосишки.
Под подушкой нашариваю отцовский подарок и крепко его сжимаю. Я невыносимо скучаю по исчезнувшей маме, уехавшей Касс и папе, который боролся за то, чтобы никого никогда не поддавали внушению. Я хочу обратно домой, ненадолго… Было бы здорово, растопив печку, сесть с родными за стол и за ужином оживленно поговорить о чем-нибудь неважном, просто поболтать. Но это невозможно. Нет путей обратно, чтобы вернутся в прошлое, и сказать тем людям, которые покинули меня, насколько сильно я их люблю. Но я бы очень хотела, чтобы они знали, как сильно я по ним скучаю.
В глазах двоится. Я мало, что соображаю, как будто, в сознании происходят минутные выпады. Тянусь к спинке кровати. Существенно отяжелевшими ногами осторожно ступаю по, как мне кажется, неровному, всхолмленному полу. Едва не падаю.
Кое-как дохожу до ванной. И меня выворачивает в раковину — ярко-синяя рвота стекает по ее белоснежным стенкам. Я ощущаю непонятное облегчение, будто сняла тесную одежду, а окружающее становится более отчетливым, словно воздух сделался намного чище.
Едва ли не ползком забравшись в душ, минут пятнадцать коротаю под холодной водой — и меня больше не беспокоит ни головокружение, ни тошнота, тело не знобит, и докучливый голос Селестайн утих. Одевшись, и, поправив немного растрепавшийся колосок, набрасываю пиджак и упругим энергичным шагом спускаюсь к ужину.
Доносящийся из столовой звенящий гул нисколько не раздражает, а от великолепного запаха еды так обильно текут слюни, что не успеваю их подбирать. Никогда прежде не чувствовала себя так хорошо, будто во мне открылось второе дыхание. Заметив прислонившуюся к стене, смертельно бледную Один, я останавливаюсь. На лбу заметно уставшей Евы росится пот, крупные капельки которого заливают ее невидящие глаза. Тонкие ноги девушки подкашиваются, будто кто-то невидимый подрезает их серпом, и вот-вот она упадет. Подбежав к Один, чтобы вспомоществовать ей, говорю: