– Следи за дорогой! – снова говорю я, на этот раз намного мягче и без раздражения.
В ответ он ухмыляется своей фирменной ухмылкой, но теперь она уже кажется мне не самодовольной, а игривой. Он чуть сжимает мне плечо и убирает руку.
– Спасибо, что тратишь на меня субботу.
– Не за что, – шепчет он, бросая взгляд в боковое зеркало, и перестраивается. – Я знаю, как для тебя это важно. – Помолчав, словно решая, стоит говорить или нет, добавляет: – У меня сегодня есть одно дело, так что я в любом случае собирался в Манхэттен.
– Одно дело?
Эштон хмурится.
– У тебя был такой расстроенный вид, когда я подъехал тебя забрать. Что случилось?
Еще один вопрос без ответа. Вздыхаю.
– Ничего особенного. Просто странный телефонный разговор. – Начинаю складывать куртку на коленях.
– А кто такой доктор Штейнер?
Замираю от удивления.
– Что?!
– Ты только что пробормотала: «Доктор Штейнер, я слышу даже отсюда, как вы смеетесь». Так кто же такой доктор Штейнер?
– Я… а… он… – Я сказала это вслух! Я уже выбалтываю свои мысли и даже не замечаю этого! Марионетка! Ужас какой. Может, я и сейчас все это говорю вслух? Слежу краем глаза за выражением лица Эштона. Он смотрит то на меня, то на дорогу, приподняв бровь. Непонятно. Надо перестать думать. Не думать ни о чем, и все!
– Расслабься, Ирландка! У тебя сейчас такие безумные глаза. Ты меня пугаешь.
Непонятно. Похоже, на этот раз нет. Усилием воли делаю несколько глубоких вдохов и стараюсь, чтобы глаза не вылезли из орбит.
– Судя по твоей реакции, он психиатр?
Кейси была права – у тебя не только лицо впечатляющее.
– Считаешь, у меня впечатляющее лицо, Ирландка?
Закрываю рот ладонью. Ну вот, опять!
Эштон смеется, а потом тяжело вздыхает:
– Значит, ты… проходишь курс лечения?
Хочу ли я, чтобы Эштон узнал про доктора Штейнера? Могу ли я ответить на этот вопрос? С одной стороны, я не являюсь его пациенткой, а с другой, да, доктор Штейнер – психиатр. И я могу в любую минуту ему позвонить, а могу и не позвонить. В любом случае, объяснять, кто такой доктор Штейнер и чем я занимаюсь последние четыре месяца, это чистое безумие.
– А до Нью-Йорка путь неблизкий, – предупреждает Эштон, постукивая пальцами по рулю.
Не надо мне ничего объяснять Эштону. Это его не касается. У него свои тайны, у меня свои. А вдруг это ключ? А вдруг рассказ о моих проблемах подтолкнет Эштона поведать мне о своих? Если учесть, сколько времени я потратила, пытаясь его разгадать, ключик мне не помешает.
– Да, он мой психиатр, – тихо говорю я, глядя на дорогу. Не могу сейчас смотреть ему в глаза. Боюсь увидеть в них осуждение.