Стал он в свои лекарства подмешивать всякую мерзость: порошки из человеческих костей, крылья летучей мыши, сушеных крыс и жженые волосы покойников.
И вроде интересных результатов добился. А потом явился будто бы к нему Дьявол и предложил совсем особую вещь – эликсир бессмертия. Взамен, разумеется, – душу.
Прокопий согласился.
В пасхальную ночь должен он был распять на кресте девственницу, выпить ее кровь и проклясть своего Создателя 666 раз. Прокопий все сделал, как ему было велено, только вместо девственницы пригвоздил к кладбищенскому кресту какую-то вокзальную проститутку, да к тому же так долго с нею возился, что с проклятиями опоздал – солнце взошло.
При первых же лучах зари Прокопий и окочурился. Издох. Когда его нашли – увидали, что правая нога покойника покрылась кошачьей шерстью.
Не знаю, чего ждал от меня «тихушник», – я слушал его и только хохотал. А он сидит себе, вроде улыбается, а глаза внимательные, присматривается…
Это я уж потом догадался, что он с самого начала меня проверял. Задумал «на слабо» развести. Ну и развел.
Я над его байками хохочу, а он свою линию гнет.
– В античную, – говорит, – эпоху был у язычников такой своеобразный способ добывать состояния. Не совсем, конечно, честный, но в наши смутные времена, считай, что почестнее многих. Только, – говорит, – не для слабаков, конечно, такие заработки. Вот, например, ходят слухи, что на Смоленском кладбище знаменитый в 20-е годы питерский вор Ленька Пантелеев спрятал награбленное у граждан добро. Многие этот клад пытались откопать – да никому он в руки не давался. А я вот, – говорит, – в документах поискал, биографию этого типа изучил и практически, – говорит, – совершенно уверен, в каком месте его клад лежит. Мог бы прямо хоть сейчас его достать, тем более что у меня и снаряжение соответствующее подготовлено… Но только, – говорит, – в одиночку сокровища с кладбища доставать несподручно. Среди дня на это дело не пойдешь – опасно, поймают менты, пришьют какой-нибудь вандализм или мародерство. А ночью можно, но кто не испугается на кладбище ночью идти? Все ж мертвяков боятся.
Вот тут он меня и словил, дурака.
Я, говорю, не боюсь никаких мертвяков. Пошли, говорю, прям сейчас, если не врешь. Что достанем – пополам.
– Идет? – говорю. – Если согласен на такой расклад – по рукам.
А он доволен:
– Не идет, а бежит, Максим Сергеевич! По рукам.
Я с пьяных глаз, конечно, ляпнул. Но он не упустил случая – вцепился в меня мертвой хваткой…
В ту же самую ночь оказались мы с этим поганцем на кладбище, и я, бывший офицер Советской армии, гражданин великой державы, сделался в один миг последней падалью, мусором человеческим – кладбищенским вором.