Мы стояли с Воронком у «Гастронома» и поджидали Андрейку с Данькой-молотобойцем. Воронок настаивал на том, чтобы засаду устроить на чердаке.
— Мы их, субчиков, будем видеть как на ладони. Дадим возможность им проникнуть в квартиру, а потом спустимся и встретим их прямо с поличным.
Воронок вооружился железным прутом, спрятав его в рукаве шинели. У меня в кармане лежал небольшой булыжник. Но в глубине души оба мы больше всего рассчитывали на стальные Данькины мускулы. Когда Данька выступал на вечерах самодеятельности, играя, словно мячиками, двухпудовыми гирями, в зале стояла восторженная тишина. Даньке предсказывали будущее чемпиона мира по штанге. Повариха, по собственной инициативе, всегда старалась выкроить для молотобойца дополнительный обед. И никто из нас не сетовал на это: ясно было, что Данька с его недюжинной мускулатурой нуждается в дополнительном питании больше, чем кто-либо другой.
Сашка насвистывал грустный мотивчик, меланхолично глядя на пустую витрину магазина.
— Когда-то она ломилась от окороков и колбас. Можно было зайти с полтинником и выйти с кульком леденцов. Сказка была, а не жизнь, — заключил он и, нагнувшись, подобрал толстый окурок.
— Смотри-ка, «Казбечина»! Не иначе какой-нибудь спекулянт бросил. Оставить покурить?
Я отрицательно помотал головой, вглядываясь в конец улицы. Прошло десять минут после условленного времени, а товарищей наших все не было. Что могло их задержать? Андрейка всегда отличался точностью. В группе шутили, что по нему можно проверять часы.
Но вот наконец показались и они.
— Долго не обслуживали нас в столовой, — сказал Андрейка.
— Можно было пожертвовать ужином, — проворчал Воронок.
Сашка доложил обстановку.
— Согласен, что надо забраться на чердак, — сказал Данька. — Но не всем. Двое из нас должны в подъезде спрятаться. Кто хочет? Нужно ведь следить и за окнами, и за тем из них, кто может оказаться внизу — на шухере, как они говорят.
Мы с Воронком переглянулись.
— Значит, мы с Данькой во дворе остаемся, — решил Андрейка, — а вы там не лезьте на рожон. Только наблюдайте. Ясно?
Сашка показал им кончик железки и спросил:
— А у вас есть что-нибудь?
— Кулаки у нас есть. И головы. Думаем, что этого достаточно, — сказал Данька.
Мы с Воронком осторожно поднялись наверх по лестнице, где пахло кошками и прокисшей капустой. На улице было еще светло, а на чердаке уже сгущались сумерки. Мы распластались у чердачного проёма. Тринадцатая квартира была прямо перед нашими глазами.
И только тут мы поняли до конца, что дело нам предстоит не шуточное, что отступать уже нельзя. Впрочем, было еще не поздно. Можно еще сойти вниз и сказать ребятам, что мы сдрейфили. Но как мы после этого будем смотреть друг другу в глаза? Как сможем жить, когда останется на совести это грязное и липкое пятно — трусость?