Вот и сейчас отряд Янека из Збыховца упорно продвигался среди лесов, с целью захватить приграничный замок. С паном Пешеком из Седловиц они расстались при дворе князя Януша Мазовецкого. Там пригрела подле себя княгиня Анна Данута красавицу Ингуш, дочь могучего воина, грозы тевтонцев. Тот тоже воевал с немцами, но своими силами.
Расставание молодых людей, которых тянуло друг к другу с неимоверной силой, было тягостным. Они уже не скрывали взаимной любви.
– Ты дождись меня, Ингуш, зорька моя ясная, и я вернусь за тобой, – шептал, прощаясь, Янек. – И упаду в ноги батюшке твоему. Ведь не станет же он противиться нашему счастью. Но сейчас время воевать, моя голубка. Ты меня жди.
– Я буду ждать тебя хоть много лет, если надо, – прошептал в ответ нежный голос, – никто другой и никогда не будет мне нужен, кроме тебя, рыцарь мой. Ты только береги себя в сражениях грядущих, а я стану за тебя молиться день и ночь.
Подступившись к замку Рудь, шляхтичи взяли его в осаду. Замок был старый, но крепкий. И стоять бы им здесь долгие недели, если бы не холопы пана Тадека. Многие из них не желали оставаться под властью крестоносцев и, объединившись, выступили против воинов пана, остававшихся верными ордену. Было им трудно, и многие полегли сразу. Но в ходе сражения кто-то сумел открыть ворота, и отряд Янека ворвался внутрь. Тут уж обстановка переменилась. Сам пан яростно отстаивал свою цитадель. Но силы были неравны, и крепость Рудь пала. Много крови пролилось в этом горячем сражении. Одержав победу, шляхтичи разрушили старый замок, камня на камне от него не оставили и ушли обратно, уводя с собой тех, кто пожелал вернуться на земли предков. На месте бывшего замка остались пустые развалины.
Однако они не отошли от места битвы и на полдня пути, как стало ясно, что молодой шляхтич Зых из Мандровец совсем плох. Он получил тяжелое ранение в живот, и его везли на носилках, прикрепленных между двумя лошадьми. Он был еще совсем молод, этот отчаянно сражавшийся за рыцарский пояс юноша, как на небесного воителя смотревший на Янека из Збыховца. Умирать ему было рано, и товарищи стали искать помощь.
В ближайшем селе местная знахарка осмотрела его рану, отвернулась и сказала, что ничем помочь не может.
– Очень глубокая рана у него, и я не знаю, можно ли ее зашить. У него уже жар поднимается. Не жилец он, думаю. Одна только надежда – если найдете в лесу ведунью бабку Таделу, она может помочь. Многое умеет старуха эта, чего другие не могут. Никто иной его не спасет.
Сельчане дали провожатого, и отряд двинулся вглубь леса. Шли еще часа два и вышли, наконец, на маленькую заимку. Домик крохотный под дерновой крышей, скорей землянка, чем дом, в загородке коза, и несколько кур по двору маленькому разгуливают – вот и все хозяйство. Сгорбленная старуха шагнула с порога к прибывшим, а другая женская фигурка, тоненькая и гибкая, птицей метнулась в лес и сразу пропала, как и не было ее.