|
| "Yes, yes, yes," answered Stepan Vladimirych approvingly. "The house is only about fifteen versts from there. I can walk it in no time. | - Так, так, так! - подтверждал и Степан Владимирыч, - много ли от повертки - пятнадцать верст пешком пройти! мигом отхватаю! |
| I shall appear before her all dirty and dusty." | В пыли, в навозе - так и явлюсь! |
| "When your mother sees you in that rig, perhaps she'll take pity on you." | - Увидит маменька в костюме-то - может, и пожалеет! |
| "She will, she will. | - Пожалеет! как не пожалеть! |
| Mother, after all, is a kindly old woman." | Мать - ведь она старуха добрая! |
| Stepan Golovliov was not quite forty, but he looked like fifty. | Степану Головлеву нет еще сорока лет, но по наружности ему никак нельзя дать меньше пятидесяти. |
| Life had so thoroughly worn him out that there was not a vestige of his noble origin left, not a single trace of his university education nor of the enlightening word of science which in days bygone had been addressed to him, too. | Жизнь до такой степени истрепала его, что не оставила на нем никакого признака дворянского сына, ни малейшего следа того, что и он был когда-то в университете и что и к нему тоже было обращено воспитательное слово науки. |
| He was tall as a Maypole, racked by hunger, unkempt, untidy, with a sunken chest and long bony arms. | Это - чрезмерно длинный, нечесаный, почти немытый малый, худой от недостатка питания, с впалою грудью, с длинными, загребистыми руками. |
| His bloated face, his dishevelled hair, streaked with grey, his loud, hoarse voice, his bulging, bloodshot eyes were unmistakable signs of heavy drinking and a weather-beaten life. | Лицо у него распухшее, волосы на голове и бороде растрепанные, с сильною проседью, голос громкий, но сиплый, простуженный, глаза навыкате и воспаленные, частью от непомерного употребления водки, частью от постоянного нахождения на ветру. |
| He wore an old, threadbare uniform, with the galloons gone-they had been sold to a smelter-and a pair of reddish boots, patched and sadly worn. Beneath his coat, when unbuttoned, peeped a dirty shirt, as black as if it had been smeared with soot. With the cynicism of a militiaman, he called it "a flea nest." | На нем ветхая и совершенно затасканная серая ополченка, галуны с которой содраны и проданы на выпивку; на ногах - стоптанные, порыжелые и заплатанные сапоги навыпуск, из-за распахнутой ополченки виднеется рубашка, почти черная, словно вымазанная сажей - рубашка, которую он с истинно ополченским цинизмом сам называет "блошницею". |
| His glance was stealthy and gloomy, the expression not of inner discontent, but rather of a vague anxiety which seemed to come from an ever-present fear of death by starvation. |