| Наконец среди тех, кто любит совать нос в такие дела, стали поговаривать, что хотя Картон никогда не сделается знаменитостью и льва из него не получится, зато в качестве шакала он поистине незаменим, и в этой-то скромной роли он и подвизается у Страйвера. |
| "Ten o'clock, sir," said the man at the tavern, whom he had charged to wake him-"ten o'clock, sir." | - Десять часов, сэр, - сказал Картону трактирный слуга, которому он приказал разбудить себя, -ровно десять часов, сэр. |
| "What's the matter?" | - Что, что такое? |
| "Ten o'clock, sir." | - Десять часов, сэр. |
| "What do you mean? | - Что вы говорите? |
| Ten o'clock at night?" | Десять часов? |
| "Yes, sir. | Вечера? |
| Your honour told me to call you." | - Да, сэр. |
| "Oh! | Ваша милость велели разбудить вас. |
| I remember. | - А, да, действительно! |
| Very well, very well." | Очень хорошо, очень хорошо. |
| After a few dull efforts to get to sleep again, which the man dexterously combated by stirring the fire continuously for five minutes, he got up, tossed his hat on, and walked out. | После нескольких попыток снова погрузиться в сон, попыток, которые исполнительный слуга неукоснительно пресекал тем, что по целых пять минут не переставая громыхал кочергой в камине, Картон, наконец, вскочил, схватил шляпу и вышел. |
| He turned into the Temple, and, having revived himself by twice pacing the pavements of King's Bench-walk and Paper-buildings, turned into the Stryver chambers. | Он зашагал к Тэмплу, прошелся раз-другой туда и обратно, мимо здания Королевского суда и Судебного архива и, наконец, придя в себя, двинулся к Страйверу. |
| The Stryver clerk, who never assisted at these conferences, had gone home, and the Stryver principal opened the door. | Клерк Страйвера, никогда не присутствовавший на этих бдениях, уже ушел, и Картону открыл сам принципал Страйвер. |
| He had his slippers on, and a loose bed-gown, and his throat was bare for his greater ease. | Он был в ночных туфлях и халате, распахнутом на груди. |
| He had that rather wild, strained, seared marking about the eyes, which may be observed in all free livers of his class, from the portrait of Jeffries downward, and which can be traced, under various disguises of Art, through the portraits of every Drinking Age. | Глаза у него были воспалены, взгляд тяжелый, остановившийся и словно озверелый. Такие глаза бывают у людей, ведущих разгульную жизнь, в особенности у судейских; мы можем наблюдать это, невзирая на все прикрасы искусства, на целом ряде портретов, начиная с Джефриса[21] и далее по всей портретной галерее Пьющих Веков. |
| "You are a little late, Memory," said Stryver. |