— А в чем дело, ребята? Что-то лица у вас какие-то нерадостные. Вы что, ничего не поняли?! Все! Закончились все ваши муки! Конец!
И, подойдя к каждому, крепко обнял их по очереди. Ответные вялые движения были невразумительным ответом энергичным пожатиям. Искренне продолжая недоумевать, что случилось с народом, Константин бодро распорядился:
— Пойдем, я думаю, по старшинству. Сначала отец Николай, затем Славка, потом Минька, ну а уж я замыкающим. Давай, отче. Прокладывай путь с божьим именем на устах. — И пошутил, видя его нерешительность: — Если думаешь, что эта штука — дело рук сатаны, то можешь ее перекрестить. Полагаю, она не обидится. Ну? Что же ты?
Священник продолжал стоять на месте, грустно глядя на Константина.
— Давай, пора, — настойчиво дернул Минька за рукав стоящего рядом с ним Вячеслава, но тот только досадливо отмахнулся от него:
— Да погоди ты. Дай с мыслями собраться.
— Ты это о чем? — не понял Константин. — И вообще, я что-то вас никак не пойму: вы рады тому, что все кончилось, или нет?
— Тому, что испытание, ниспосланное господом, завершилось, конечно же рады, — степенно ответил отец Николай. — Но пока жив человек — они не окончатся. Уйдут одни — грядут им на смену новые. И как знать, возможно, и сейчас пред нами тоже испытание.
— Это какое? — вновь не понял Константин.
— Испытание выбором, — пояснил священник. — Какой мы путь ныне изберем, ибо перед нами вновь две дороги открыты, и в нашей воле избрать любую из них. Господь же лишь безмолвно зрит — на какую из них мы встанем, по какой пойдем.
— А-а… где вторая? — насторожился Константин.
— Здесь остаться, — кратко ответствовал отец Николай. — Сей путь более труден… — Он поморщился от нестерпимой тянущей боли, внезапно вспыхнувшей в обеих ладонях, но, заметив тревогу на лице Константина, виновато улыбаясь, пояснил: — То от утренней сырости с реки. Сейчас пройдет. А что касаемо сего пути, то хоть он и тернист безмерно, да уж больно благодатна нива. Сколь семян добра и любви в души невинные тут можно посеять. К тому ж получается, что я, шагнув туда, вдругорядь священнический сан с себя сложу, притом на сей раз добровольно, а сие уж и вовсе никуда не годится.
— Та-а-ак, — озадаченно протянул Константин, не зная, что сказать и как возразить, и повернулся к Вячеславу: — Я гляжу, ты тоже вроде как не намерен туда нырять?
— Вообще-то да, — подтвердил тот. — Видишь ли, княже, — начал он смущенно, но его тут же перебили:
— Пора уж забыть про это обращение. Через пару минут я вновь стану обычным учителем истории Константином Николаевичем Орешкиным. И все. Превращусь… — Он прищурился, пытаясь быстро найти в памяти нужное слово, и, вспомнив его, с улыбкой продолжил: — В обычного шпака.