– Я видел с касатками – это впечатляет. И это будут честные бои.
Нет, – сказала Миа Миа, – я тебя не могу потерять, кто будет кормить троих твоих детей. Ты опоздал, тебе не надо было заводить детей, и я бы с удовольствием смотрела, как тебя съедят… Мы с мистером По слушали их болтовню, попивая шампанское, иногда бросая взгляд на площадку, где колыхалась почти голая масса тел.
– У этого острова есть магия, – сказал Пуа Пуа, – ночи здесь должны заканчиваться в постели, вы видите, как они качаются, ушли времена вальса, они, – показывая на танцующих, – держат примитивный ритм, так было, когда зарождалось человечество, а сейчас оно угасает. Это грустно, потому что вы не знаете, с кем вы спите, а они этого и не хотят знать. Выйдите на танец, мистер банкир, выберите любую и идите с ней наверх, потому что только здесь ваши белые волосы не имеют значения.
– Я хочу есть и я устал.
– Поверьте мне, красивая женщина сделает из вас зверя и вы забудете об усталости. Я люблю Миа Миа, потому что с ней у нас был вальс, и поэтому я не изменяю ей, потому что это бессмысленно, и только дети – это реальность, а все остальное теряет смысл. В повторениях, – добавил он.
– Он много читает, – извиняясь за него, сказала Миа Миа, – и это ни к чему хорошего не приводит, потому что дети – уже реальность. Мистер банкир ушел от детей и от жены. Сюда приезжают те, кто ушли от той жизни, и они хотят найти снова любовь, потому что они из времени вальса.
– Это мне нравится, – ответил я. И заказал шампанского, я поднял пальцы вверх и заказал две бутылки, а потом, вспомнив, что я еще ничего не ел, я показал пять пальцев, потому что мне с ними было легко, так легко, я не помнил, когда еще так было. К нам подошел пастор и я налил ему бокал, он поднял бокал, и сказал:
– За остров! Человек всегда живет на острове, хотя ему принадлежит вселенная.
– Глупости! – отвветил Пуа Пуа, – я хочу крови своих предков, и откапать топор войны, и биться каждый день за жизнь и за пищу, чтобы чувствовать жизнь, а не играть в нее. Мы ничего не можем делать, даже любить, потому что ушло время вальса, и об этом знают немногие, и они несчастны, как я.
– Ты много выпил, – сказала Миа Миа, – и ты не можешь так говорить со святым отцом.
Пастор только улыбался:
– Ничего страшного – это как исповедь и мы часто говорим об этом.
– Я не согласна, кровь и война – это прошлое, и это плохо, если ты любил.
– И если у тебя есть такая жена, как Вы, – добавил я, чтобы сгладить выражения Пуа Пуа, которые, как мне казалось, вызывали напряжение, которое здесь было не к месту, а я еще хотел попробовать рыбу, которую поставила жена Пападикопулуса, и я заказал еще шампанского. Миа Миа поднялась: