Потом их накрыло валом отступления советских войск. Солдаты шли нестройными рядами, опустив глаза. Они как бы съеживались от взоров старух, женщин, детей. Затем настал и их черед. Эвакуация – прозвучало хлестко, как выстрел. Стронулись с места, но поздно. Буквально на следующий день по ним, беженцам, хлестанули пулеметные очереди из самолетов. Немцы летели так низко, что можно было разглядеть лица пилотов. Они смеялись и стреляли. Стреляли и смеялись. Народ в ужасе разбегался по обочинам, старался скрыться в лесу. Потом стали бомбить. Здесь он ничего не помнит. Помнит только, как его свалило плотной стеной воздуха и все. Сколько он пролежал – не ведает, но встал сам, шатаясь и ничего не понимая. Он был в полной тишине. Дорога, поле было перепахано снарядами. Он обошел все, где могли быть люди, но не нашел живых. Он понял, что остался один. Позже встретил таких же бедолаг: контуженных, оглохших.
Сначала они шли небольшой группой. Шли молча, отрешенно. Потом их с дороги согнали танки. Это были немецкие танки. Они лежали в обочине и наблюдали за этими бронтозаврами. На броне сидели солдаты, без касок. Они пели песни и смеялись. Этой ночью беженцы разошлись в разные стороны. Он был недолго один. Ему повезло: он натолкнулся на потрепанное в боях воинское подразделение. Это были солдаты с оружием. Они выбирались из окружения с полной выкладкой, неся на себе бесполезные винтовки. Он ничего им не говорил, не просил. Просто впрягся в лямку с пожилым бойцом и потащил пулемет. А вечером сползал на поле за картошкой и сидел рядом у небольшого костерка. Командир, заросший щетиной, только спросил имя и фамилию. И все. Никто не принимал его в сыны полка, да и полка не было. Был пулемет, который тащили, обливаясь потом, и бессильная злоба, что не пригодится эта чертова машина в случае необходимости по причине отсутствия патронов.
В подразделении советских войск, куда они выбрались, с ними разобрались быстро: краткая проверка и – маршевые роты. СМЕРШ особенно не злобствовал. Солдаты были нужны. А тут вышло из окружения подразделение, да еще с оружием.
– Ты куда, парень? – спросил его солдат, с которым он сроднился за эти дни.
– Не знаю, – сказал он. – Можно, я останусь? – добавил.
Командир уже знал его историю и думал недолго. Нашли заношенное обмундирование и вскоре он под руководством своего наставника заматывал обмотки. И пошли. Пошли опять на восток. Матерясь, кляня судьбу. Затем встали и стали окапываться. Вот тут-то и познакомился он с танками вплотную. Их оборону неожиданно прорвал танковый клин. Он как сейчас помнит бронированную армаду, которая смяла их укрепления и пошла дальше.