Сами собой сорвались с ее губ эти слова, которые произносили обычно при известии о чьей-нибудь смерти. Доариэ даже не думала, кого она имеет в виду — свекровь или кого-то вообще. Столько людей унесла война и нужда за последние два года… Доариэ уже привыкла к тому, что люди умирают. Она считала, что если кому суждено умереть, то никто ничего сделать все равно не сможет, равно как ничего нельзя сделать с этими каменистыми полями.
Хуоти быстро распряг коня и оставил пастись на краю поля. Когда он вошел в избу, бабушка еще дышала. Ее грудь высоко вздымалась, словно ей не хватало воздуха, потом резко опускалась. Она поднималась все реже и реже, потом вдруг опустилась, словно провалившись, и больше не поднялась.
Бабушка умерла в одночасье. Еще утром она была бодрой и разговорчивой, даже утешала невестку и, как всегда, перебирала четки. Доариэ, правда, заметила, что молится свекровь усердней, чем обычно. Но и в этом тоже ничего особенного не было, потому что, случалось, и прежде свекровь молилась подолгу и старательно. Тем более это казалось естественным теперь, когда на их дом одна за другой обрушилось столько бед. Но, обмывая и обряжая покойницу, Доариэ все же рассказала пришедшим помочь ей соседкам, что покойница уже с утра чувствовала свою смерть и приготовилась принять ее со словом божьим на устах.
Хуоти сделал простой гроб. Мать вложила в холодную сморщенную руку покойной восковую свечку и при тусклом свете лучины всю ночь просидела с Паро возле гроба, думая о жизни, которая шла по своим непостижимым законам. Время от времени тихо, словно боясь, что покойница услышит, она говорила:
— Все там будем в свой черед…
На следующий день бабушку хоронили. Много собралось народу, чтобы проводить в последний путь лучшую сказочницу и ворожею. Гроб с телом Мавры несли ее сыновья. Не было только Поавилы.
На кладбище, под тенью вековых елей, царил таинственный полумрак. С озера дул сильный северо-восточный ветер. Вершины елей с глухим шумом раскачивались под ветром.
Под одной из таких елей была вырыта могила бабушки. Справа покоился ее муж, слева — третий сын, который умер еще ребенком.
Дядя На́ума кинул на дно могилы истертую трехкопеечную монету, накрыл опущенный в могилу гроб кусками сосновой коры и бросил первую лопату земли…
Когда могилу зарыли, Доариэ положила на холмик разбитую кринку и деревянную ложку свекрови. Опустившись на колени возле креста, она беззвучно заплакала. Рядом с ней, словно оцепенев, стоял Хуоти с мокрыми от слез глазами. Он еще полностью не осознал всей тяжести потери, только чувствовал, что из его жизни невозвратимо ушло что-то очень близкое, родное. Сколько чудесных сказок рассказала ему бабушка! Вряд ли она сама понимала, как много в ее сказках было надежды и тоски по лучшей жизни. Тяжело было уходить от бабушкиной могилы.