Иван Царевич и Василиса Прекрасная (Бондарь) - страница 10

Дальше Иван идет. Парень какой-то к нему подходит.

— Видишь, — показывает, — люди стоят в сторонке? Глазами жадными на тебя смотрят. То, — говорит, — послы иноземные. Они серебра только от тебя хотят. За серебро они и мать продадут родную и отца и детей и душу свою, а тебе, как захочешь, бумагу выпишут, с которою ты в края поедешь далекие. Люди в краях тех живут — зла и горя не знают, от зари и до зари, словно сыры, в масле катаются.

— Не нужны мне края далекие, — отвечает Иван.

— Как знаешь, — парень плечами пожал.

Идет Иван, видит — люди сидят кругом. Торгуют — кто чем. А у кого ничего нет, тот так — руку тянет. Один купец за полу Ивана хватает:

— Купи, — кричит, — у меня горилку! Другой горилки, как эта, на целом свете не сыщешь! Вон, детина в кустах валяется — ноги торчат. Так он всего глоток один сделал!

Пригляделся Иван.

— А отчего не дышит? — Спрашивает.

Торговец тож пригляделся.

— И то верно.

Потом плечами пожал.

— А шут его знает! Но не от моей горилки — точно.

А тут видит Иван: девки в стороне стоят — себя предлагают. Пригляделся Иван к одной, смотрит и глазам не верит своим. Подошел ближе. А девка ему говорит:

— Чего уставился? Чай не на выставке!

— Да как же ты, Василиса, так опуститься-то могла? — Иван головой покачал.

— А что мне делать-то оставалось? — Говорит ему Василиса. — Ты, поди, почти два года гдесь шлялся. А Горыныча уже давно нет. Помер он. Детинушку черного скушал — и через то заразился хворью какою-то заморскою. Слово такое чудное — поди, и не выговоришь. А как он страдал, сердешный! Все тебя ждал, думал — придешь, от мук его напрасных избавишь. Да так, вот, и не дождался. А как не стало Горыныча нашего, так слуги его и замок продали и все, что там было, да пропили. И я, вот, осталась одна, как есть.

Покачал головою Иван. Подумал.

— Что было, то было, — говорит, — пойдем, Василиса, домой.

Та вздыхает в ответ.

— Нет, Иван. Иди один. Моя доля — тут оставаться. Это оно поначалу только таким кажется. А поживешь — привыкаешь.

— Не могу я тебя понять, Василиса, — отвечает Иван. — Ты, ведь, подумай: человек — он что ветер. Подул — и нет его. А ты, что, целую жизнь здесь прожить думаешь? В другой раз, поди, уже не родишься. Ты погляди вокруг — здесь, ведь, людей нет.

— Я уже тебе, Иван, ответила. Больше ничего сказать не могу.

А тут детина здоровенный подходит к Ивану. Грозно на него глядит.

— Тебе чего тут надобно? Нравится девка — плати и веди. А нет — вали на все четыре. Нечего тут болтать попусту.

Не потерпел Иван. Кровью налилось его лицо. Быстрее, чем детина тот за нож схватиться успел, вынул Иван меч и вонзил ему прямо в сердце. Рухнул детина, что пень трухлявый, дровосеком проворным срубленный. А тут, откудова ни возьмись, набежали со всех сторон стражники, окружили Ивана.