– Куда мы сейчас? – начал я, едва Яков успел проглотить последний кусочек бисквита.
– На квартиру, разумеется, – охотно отозвался партнер. – Никак не думал, что с гостиницами стало так плохо.[264] Кого только ни расспрашивал, но предложили лишь угол в общежитии, недавно перестроенном из конюшни какого-то графа. Сходил, посмотрел…
– Там хоть жить-то можно? – нетерпеливо перебил я.
– Нет, – ухмыльнулся Блюмкин. – Грязь дикая, отбросы во дворе, электричества нет, все спят на кроватях прямо в сапогах. Снедь под подушками прячут, жрут там же, хорошо если с табуретки, и ссу… оправляются с парадного.
– Но…
– И тут попался мне Федор Степанович, – Яков показал рукой на сосредоточенно крутящего баранку шофера. – Пообещал прекрасный флигель в Кузьминках, всего-то за семь червонцев в месяц, свояк у него в ЖАКТе.
– Точно! – громко, чтоб перекрыть шум мотора, отозвался водитель. – Не сомневайтесь, товарищи. Хорошая комната, большая, светлая. Бывшая барыня жила, и при ней двое квартирантов.
– Там же только дачи, – вмешалась Александра.
– Так от они и есть, – тряхнул кожаной кепкой Федор Степанович. – Но ведь недалече, верст пять до трамвая не будет! А то и до станции можно, пригородные поезда счас ходят, почитай, не хуже чем до войны.
– Два часа до центра добираться, минимум. Скорее, три! – попробовала возмутиться девушка.
Но ее слова так и повисли в воздухе без поддержки Блюмкина.
– Многие так живут, – шофер, ободренный молчанием, решил укрепить свою позицию. – У барыни с мужем-профессором попервой две дачи было, эта да в Люблино, и еще квартира на Харитоновском. Но в городе-то живо их уплотнили, да так, что сами сбежали от греха подальше. В Кузьминках поменьше дом, всего на две комнаты и кухонку, в нем они, значит, и жили, а Люблинский сдавали.
– А во флигель как попали? – поинтересовался я.
– Да не додумали вовремя! Им бы рабочим все сдать, а они все по знакомым… Вот местный совет в суд и подал, там быстро приговорили взыскать дополнительных налогов на полторы тысячи рублей.
– Откуда такая бешеная сумма?! – возмутился даже привычный ко всему Яков.
– Как-то насчитали, – пожал плечами Федор Степанович. – Говорил кто-то, что барыня зимой денег не брала, потому как дрова и без того дорогие, вот с этих недоданных денег налоги и потребовали, враз за три годочка.
– Непонятно, но здорово, – пробормотал я скорее для себя, потому как водитель не собирался останавливаться:
– Платить им, понятное дело, нечем было. Так дачи и отобрали в пользу ЖАКТа. Ту, что в Люблино всю, в Кузьминках – оставили хозяевам комнату во флигеле. Да только муж с горя запил горькую, а чуть опосля вообще сгинул. Вот барыня и пустила двух квартирантов, чтоб, значит, с голоду не помереть.