Телефоны рванули. Второй, первый, третий, второй, третий, четвёртый.
Семёнов: вохра под ружьём, на контроле внешнего периметра сидит ИО начальника лейтенант Малоросликов, мужик надёжный, пограничник, не красный. Семёнов кроет степь. Лично.
Мальков: Толь Толич Аниськин выехал к «Двум Трубам» сам. Лично. Информация от милицейского дежурного по оперативной части.
Собственный дежурный Коростылёва сообщил ему угрюмо и с расстановкой, что Угловое прошли человек сорок ходил и завсегдатаев до того, как наряд перекрыл дорогу. Ещё столько же в собравшейся на Углу толпе мирных жителей на настоящий момент. Коростылёв приказал немедленно открыть проход, ясно и чётко об этом объявив бедованам. (Приказывая, он принялся импровизировать своим почерком на старом конверте с печатями начальника ГРУ текст общего объявления для городского матюгальника.)
Стукнулась в селектор Фирсова. Все свои на местах. А ответственного наблюдателя генерал-майора внутренней службы Марченко только что внесли в штаб. Обдолбан. На этом месте Коростылёв принял решение вообще отсечь любых москвичей от дела, набрал с третьего телефона своего «начальника протокола» Татарина, с изумлением разбудив его, бывшего счастливого человека, и распорядился. И вообще, сам сел на телефоны плотно, не дожидаясь входящих звонков. На опережение.
До половины третьего он полностью организовал (точней, вник в текущую ситуацию, убедившись, что машина работает сама и недурно) поиск Лисового. Деться тому было некуда, разве только в Зону. Коростылёв сам с собой заключил пари: ублюдка поймают до пяти утра, если он шарится по нейтралке, и до половины четвёртого, если он рвётся к внешнему периметру. На волю вольную, так сказать. Возможно, впрочем, что скот сдастся сам, хотя… нет, не эта тварь. Просто из совершенно инфантильной подлости будет бегать, пока бегается, в рассуждении: я единственный и неповторимый, сам министр меня лично выбрал, что хочу, то ворочу, а меня тронуть не моги. Первое было чушью (когда гуиновцы прогнали по пожизненным телегу об освобождении вчистую, была какая-то сходка, и Лиса выдвинули сами воры, как паровоза, посмотреть, не фуфло ли, наверняка, выдвинули либо самого никчёмного законника, либо самого доставшего), второе действительно место имело. Тронуть Лиса было нельзя. Очень уж был ясный приказ, и семнадцатая площадка действительно была очень опасной занозой. Недаром Сэм Пена неофициально дал понять: права человека оно, мол, конечно, но бесхозное ядерное оружие в Зоне поважней прав каких-то пожизненных или долгосрочных отморозков будет. Так чтьо, Олег, ми не видьим, не слышьм. Мы есть как обезьянкья».