Сёмка почувствовал некоторое облегчение. Часть ребячьей зависти переключилась с него на Витьку.
— А что он сказал? — полюбопытствовал мальчик, которого Василий Алексеевич назвал братишкой.
— Ничего особенного. Только плевался. Закурил и давай плеваться. «Пыли, — говорит, — много».
Не шелохнётся воздух над рекою. Тихий вечер обещает на завтра ясную погоду. Вода похожа на отглаженный синий шёлк — ни единой рябинки. По правому низкому берегу тянутся песчаные плёсы, прижатые к реке сплошными зарослями ивняка. Песок подрумянен закатом, словно корочка сдобного пирога. Узкая полоска воды вдоль берега переливается множеством тёплых красок. Далеко за поймой на склоне лесистой возвышенности угадываются игрушечные деревенские крыши. Они словно задёрнуты сотканной из воздуха нежно-розовой занавесью. Огненной колючей точкой догорает последний луч в далёком окне.
А левый высокий берег тёмен. За гребнями холмов скрылось солнце. Чётко вырисовываются на оранжевом фоне силуэты городских крыш, старинного, устремлённого к небу собора, кудрявых деревьев парка. По реке доносится глухой городской шум, музыка, паровозные гудки. В городе зажигаются огни — один, другой, третий… Вот их уже десятки… И десятки ртутно вздрагивающих, сияющих стрел пронизывают воду под тёмным левым берегом.
Монотонно поскрипывают уключины. Василий Алексеевич гребёт спокойно, совсем не прилагая усилий. Вместо кителя на нём телогрейка. Витька сидит на носу, Сёмка на корме. Оба в пальтишках. Сёмке мать навязала старую зимнюю шапку-ушанку, которой он сразу же нашёл подходящее место под кормовой банкой. Там же покоились и ботинки.
На дне лодки лежало ведро для рыбы, никаких других снастей не было.
Ребята молчат, захваченные царящей вокруг тишиной. Звуки, долетающие до них, не раздражают слуха, не нарушают тишину, а лишь подчёркивают её. Вот заквакали лягушки в пойменных озёрах. Перекликнулись и замолчали. Где-то, должно быть в пригородном совхозе, что за рекой, затарахтел, словно спросонья, трактор. Под берегом внезапно забулькала, точно весенний ручеек, вода, зашуршали ветви ивняка, задремавшие на воде и разбуженные струей. Глухо шлёпнулась рыба.
Чуткая тишина и вечерняя влажная свежесть среднерусских травянистых равнин…
Не часто мальчишкам случалось ходить на лодке. Во-первых, на это нужны были деньги, а во-вторых, им по малолетству лодок не доверяли. Для Василия Алексеевича не было ничего невозможного. Лодку он получил без разговоров и на всю ночь. Начальник местной станции ОСВОДа, сухощавый человек с загорелым лицом кофейного цвета, обычно взглядом не удостаивавший мальчишек, на сей раз любезно улыбался, сам выбрал лучшую лодку, сам принёс весла и всё время уважительно называл дядю «товарищем командиром». Он даже предложил подвезти их к месту ловли на катере «Стремительный», при этом посетовал: