Пришлось потратить целых десять минут, чтобы отправить Риге в беспамятство. Ишет, чьи тонкие пальцы обуглились и дымились, подошел к поверженному врагу и пнул его ногой:
— Скотина! Скотина! Скотина! — а тем временем Виктор подобрался к краешку обвалившегося пола, рухнул на четвереньки и завопил:
— Рикартиат! Шейн! Вы живы?!
* * *
Мреть очнулся от того, что чьи-то горячие ладони били его по щекам. Разлепив глаза и ощупав мокрое лицо, он застонал и перевернулся на бок. Ноги отозвались болью, и голос повелителя сообщил:
— Кажется, сломаны.
— Альтвиг меня убьет, — расстроился менестрель. В глазах прояснилось, и он разглядел покрытого побелкой Шейна. Его правое предплечье было изогнуто, и перелом венчала разорвавшая плоть кость. Судя по бодрому состоянию и невозмутимому виду, парень успел отсечь боль магией.
— Чертовы религиозники, — сказал он. — Ненавижу их. Я не ожидал удара назад.
Рикартиат промолчал. Запечатать ноги потоками энергии — легче простого, но долго на таких не пробегаешь. Кое-как поднявшись и убедившись, что падать не придется, он сделал пару пробных шагов и уже уверенно побрел прочь. В воздухе висела пыль, оседала на губах и мешала дышать.
— Где мы, черт возьми?
— Это пятый ярус.
— Ну хоть недалеко, — обрадовался Мреть. — Давай быстрее.
— Не могу, — открестился Шейн. — Голова кружится. Хотя я-то не сильно пострадал. Ты вообще как? Не сдохнешь?
— Нет.
Менестрель вышел на лестницу, вздохнул и поплелся вниз. Повелитель был не единственным, кого мучило головокружение. Бегло ощупав левый висок, Рикартиат поморщился и попытался исцелить рубец. Тот словно взорвался, погасив мир на несколько минут, и лицо стало еще мокрее. Пальцы, скользя по нему, натыкались на многочисленные царапины и бугорки обожженной кожи.
Но, достигнув четвертого яруса, парень как-то сразу о них забыл.
— Ой-ёй, — сказал он, глядя на зеленый огонь, лентами повисший вдоль стен. — Что происходит?
— Ребенок, — ответил Шейн. — Это делает ребенок. Вон там.
Рикартиат увидел Хастрайна и содрогнулся. Мальчик, с ног до ушей перемазанный чужой кровью, рисовал что-то на полу. Рядом стоял труп — условно мертвый, но, кажется, вполне готовый разорвать на кусочки первого же прохожего.
— Чтоб тебя, — ругнулся менестрель. И, высунувшись из-за угла, крикнул: — Хастрайн! Это дядя Рик! Пойдем со мной, я проведу тебя к Виттелене!
Ребенок улыбнулся. Чужой, холодной улыбкой. Затем поднял взгляд, показывая два серебряных пятна, заменивших ядовито-зеленые радужки.
— Он тебя не узнает, — заключил Шейн.
— Плохо, — отметил Мреть. — Очень плохо. Есть идеи?