тут кровь.
Я поднимаю взгляд. Надо мной, вверху лестницы, что-то виднеется. Полоска света, которой раньше там не было.
Я медленно поднимаюсь по лестнице, не сводя с полоски глаз. Я приближаюсь, и она принимает очертания дверцы не больше пяти футов высотой – скрытая в стене панель, сделанная так же, как скрытые шкафы на кухне и в спальне. Я и не знала, что она там есть.
– Ау? – кричу я. Ответа нет.
Я тянусь и распахиваю дверь. За ней – вместительный чулан с принадлежностями для уборки: швабрами, запасные валики для них, пылесос, полироль для пола, даже стремянка. Я едва не смеюсь. Можно было предположить, что в доме окажется нечто в этом роде. Должно быть, уборщица – пожилая японка, которая почти не говорит по-английски и во время своих еженедельных визитов ни в какую не хочет общаться, – забыла запереть.
Кажется, чулан устроен так, чтобы обеспечивать доступ и к другим домовым службам. На одной стенке – электропроводка. Компьютерные кабели змеями уходят в нутро Дома один по Фолгейт-стрит через люк в потолке.
Пробравшись мимо уборочного инвентаря, я просовываю голову в люк. При свете телефона вижу что-то вроде технического лаза через весь дом; весь его пол тоже покрыт кабелями. Он ведет в более просторное помещение, вроде чердака, над спальней. В дальнем его конце я с трудом различаю водопроводные трубы.
Мне кажется, что я, возможно, нашла выход из беспокоившего меня положения. Я никак не могла себя заставить отдать неношеную одежду Изабель, а заодно свои книги и другие вещи в «Оксфам»[4], но и разбирать все это и раскладывать по шкафам Дома один по Фолгейт-стрит я сочла неправильным. Чемодан так и стоит с самого переезда у лестницы, ждет, когда я решу, что с ним делать. Я приношу его и тащу по лазу на чердак. Пусть тут постоит, не на проходе.
Света от телефона недостаточно, поэтому я смотрю под ноги, лишь наступив на что-то мягкое, и вижу между стропилами спальный мешок. Он здесь давно лежит – весь покрыт пылью и грязью. Я поднимаю его, и из него вываливаются девчачьи пижамные штаны с узором из яблочек. Я засовываю в мешок руку, но там больше ничего нет, кроме скомканных носков в самом низу. А еще визитка, сильно помятая: «Кэрол Йонсон. Сертифицированный психотерапевт».
Повернувшись, я вижу, что тут же разбросано кое-что еще: консервные банки из-под тунца, свечные огарки, перевернутый флакон духов, пластиковая бутылка энергетика.
Странно. Странно и необъяснимо. Я понятия не имею, кто, кроме Эммы, жил в этом доме, поэтому не знаю, принадлежал ей этот мешок или нет. И если даже это был