Они уснули, не предавшись любви, но никогда еще они не были столь близки.
Жалюзи были открыты, по Афинам гулял сильный ветер – он врывался в спальни, вороша лежавшие на столах предметы, обвевая все и ничего, словно в поисках чего-то неопределенного, но несомненно особенного.
И вот Ребекка проснулась. И подумала, сколько же времени прошло. Она повернулась и посмотрела на спящего Генри. Его лицо казалось то смурным, то удивительно открытым, повинуясь движению ее тени.
Ребекка воображала – может, когда-то и ее мать лежала вот так же в постели с отцом, очарованная счастьем. Она представила себе, как они с Генри плавают в теплых водах Эгейского моря. Она взяла его с собой на Эгину[36]. Он держит ее за талию и ведет сквозь воду. От его загорелой кожи после плавания веет прохладой – кожа еще влажная: на ней сверкают капли моря.
Она представила себе, как привезет его к себе домой – во Францию.
Купы колышущихся на ветру деревьев.
Фруктовые сады…
Вот-вот зазвонит телефон.
Ее дед со старческой неспешностью режет лук.
За дверью – большущая сумка.
Они сидят вдвоем в саду, мечтают – может, и ее сестра приедет.
Все эти сыры, такие разные. Сливы на дереве в саду.
Потом обратный путь в Париж по шоссе А-11… Разговоры на английском в машине.
Прогулки по внутренним дворам Лувра. Ребекка всегда мечтала там побывать, но ей никогда не хватало смелости приехать в центр Парижа – вдруг она столкнется с матерью.
Хруст камушков под ногами.
Волнующая праздность.
Новые босоножки.
Холодные мраморные ступени.
Редкие облака, распушившиеся на фоне глянцево-синих сумерек.
Совместное купание в ванне в гостинице на улице дю Бак.
Ощущение чего-то большого, чего-то великого и потрясающего, подобного какому-то грандиозному историческому событию, разворачивающемуся вокруг них.
То, что происходит с одним человеком, в конечном счете отражается и на остальных. Время скрываться пришло и ушло. Ей надлежит стараться изо всех сил, чтобы научиться жить дальше.
А затем она упала…
Точно статуя, низвергшаяся с края выступа в собственное отражение, Ребекка с головой погрузилась в море сна.
Наступило утро – как другая жизнь.
Тронутые недвижным ярким светом, занавески будто застыли.
От давешних ее раздумий не осталось и следа: их словно смыло потоками сна.
Она проснулась в охваченной огнем комнате – в проблесках утра. Генри лежал на животе, руки его покоились на простыне.
Потом его глаза открылись.
Он посмотрел на нее – но не улыбнулся.
– Ты здесь, – проговорил он.
– Я?
– Я ждал.
Ребекка положила ладонь ему на лоб.
– Ты все еще видишь сон?