Не жизнь, а малина…
Служители древнейшей профессии кочевали из страны в страну, из века в век. Старина Достоевский рассказывал о «суфлерах», кормившихся от солдат и каторжан: «Это что же, – спросил я Аким Акимыча, – неужели?..» «Бывает-с», – отвечал он, скромно опустив глаза».
Но особенно мне нравились их оригинальные кликухи: Марьяшка, Хаврошка, Чекунда, Двугрошовая и прочие.
Наши «суфлеры» от старинных коллег не отставали и называли себя в женском роде: «Саша, Джеки, Мэри, Мона, Кэроллайн и даже Хиллари. Как правило, их имена происходили от похожих мужских имен или фамилий: Джек-Джеки, Мэри-Майк, Мона-Митчел, Хиллари-Хиллсбороу. Исключение составлял уродливый плосконосый губошлеп-негр Саша.
Его настоящее имя ничего общего с русской Александрой или Шурочкой не имело, а наоборот, отдавало Меккой и Мединой. Звался он очень просто – Сулейман. Думаю, у русских голубых «она» бы была Сулейманшей. В крайнем случае – Сулико. До Саши чернокожему Сулейману было, как до Луны.
Все тюремные проституты старались выглядеть настоящими дамами. В меру своих возможностей, конечно. Но чем женственнее, тем лучше. Для этого они брили ноги, подкрашивали карандашами глаза и губы, отпускали волосы до плеч и, самое главное, при ходьбе плавно покачивали бедрами. «А сама-то величава. Выступает, будто пава…»
При виде форт-фиксовских интердевочек, я сразу же вспоминал великого русского поэта. Мне тоже хотелось говорить стихами и даже рифмовать «розу» с «морозом».
Рассматривая «нарушительниц» спокойствия, нежно щебечущих с нашими жиганами, даже я, обладатель наметанного глаза жителя Нью-Йорка, иногда поддавался иллюзии, что передо мной стояли особи женского пола. Настолько они легко и гармонично перевоплощались. К тому же без всяких париков, платьев и шпилек.
У Константина Сергеевича на подобные чудеса уходили годы серьезной учебы. У «участниц» форт-фиксовского дивертисмента женоподобность работала на выживание и привлекала внимание самцов. Как цветы – махаонов.
«Путана, путана, путана… Ночная бабочка. Ну, кто же виноват…»
…Несмотря на эпатажность и, мягко скажем, вызывающее поведение, торговцам собственным телом дозволялось недозволенное. Как и королевским шутам. Они запросто могли послать понравившемуся им зэкам воздушную «бэзэшку» или пожеманничать с кем-нибудь на тему эректильной дисфункции. А иногда прямо предложить свои куртуазные услуги: «You will love it, honey!»[661]
При этом «девушки» старались соблюдать меры предосторожности и неписанные правила этикета. Они обходили стороной «правильных» и крутых пацанов, которые ненароком могли навешать им тумаков. Может быть, и мечтавших втайне об интрижке, но в глазах общественности выглядевших беспощадными «пидороненавистниками».